Возвращение в Терпилов

– Нет, ничего такого не было. Она, впрочем, говорила, что однажды за ней от дома до школы какой‑то мужчина шёл. Но больше ничего. Я думала сначала, что всё это с бизнесом Коли, ну, мужа, связано.

– А сейчас вы так не думаете?

– Милиционеры ещё тогда нам сказали, что если бы дело в бизнесе было, то бандиты бы выкуп потребовали, или как‑нибудь ещё заявили о себе. А ничего такого ведь не произошло…

– Говорили, что учитель передал вам большую сумму денег.

– Да, это так.

– Если не секрет, какую?

– Не помню точно… Кажется, около тридцати тысяч.

– Но откуда у него по вашему были такие средства?

– Я не знаю, – равнодушно пожала плечами женщина. – Сам он мне сказал, что наследство получил. Убеждал, что, дескать, это для него деньги небольшие теперь, а мне понадобятся. А я, знаете, в такой депрессии находилась после исчезновения дочери, что взяла их, не особенно споря.

– Я слышал, что эти деньги вам через учителя передал ваш бывший муж.

– Николай? – спросила она, с удивлением глянув на меня. И вдруг странно, мелким нервным хохотом рассмеялась. – Николай мне деньги передал? Да он тут совсем, совсем ни при чём! – Николай… – продолжала смеяться она. – Совсем не при чём, вы понимаете? Совсем!

Она смеялась и смеялась, и этот смех, всё увеличивающийся, и как бы идущий через силу, стал уже напоминать истерику. Перехватив мой удивлённый взгляд, женщина сделала усилие, чтобы успокоиться. Повисла долгая пауза.

– А вы сейчас с мужем видитесь? – спросил я наконец.

– Он далеко живёт, за границей, – сдавленным голосом, словно удерживаясь от новой вспышки смеха, произнесла она. – У него семья новая, трое детей… Нет, не видимся.

– Что ж, – поднялся я. – Спасибо вам большое, это всё, что меня интересовало.

Белозёрова, казалось, вздохнула с облегчением. Она поспешно встала и несколько энергичнее, чем позволяли приличия, проводила меня в прихожую. Но на пороге я задержался, припомнив одну мысль, ещё в поезде по дороге в Москву мелькнувшую у меня.

– Светлана Николаевна, а нет ли у вас какой‑нибудь фотографии дочери? – спросил я.

– Есть… – недоумённо глянула она. – Показать?

– Ну, если вам не сложно.

Женщина вернулась из комнаты с потёртым, видимо часто бывавшим на руках пухлым альбомом.

– Вот тут всё, что осталось от моей девочки, – грустно улыбнулась она, раскрыв передо мной книжку. Я рефлекторно зажмурился, с ужасом ожидая узнать на снимках призрак из вчерашнего кошмара. Но со страниц альбома на меня глянула беленькая и пухленькая курносая девочка, совершенно не похожая на моё видение.

– Это вот Ника с отцом в Египте. Вот здесь мы вместе в зоопарке, – говорила женщина, осторожно перелистывая хрустящие страницы. – А вот это – фотография её класса.

– А когда это снимали, – заинтересовался я, наклоняясь к альбому.

– Это в первом классе, осенью. Вот, кстати, и учителя. Ермолаева, учительница математики, Сондрина – по литературе. А вот и Николай Александрович, – она ткнула пальцем в высокого, задорно улыбавшегося мужчину.

Одно из лиц на снимке показалось как будто знакомым мне. То же скуластое лицо, тот же разрез глаз, те же тонкие сжатые губы…

Не может быть!

– Послушайте, а это кто? – поспешно спросил я.

– Это одноклассник Ники, Сашенька Васильев, – присмотрелась женщина.

– Васильев? А с ним Ника общалась?

– Да, конечно, – заметив моё волнение, Белозёрова с удивлением посмотрела на меня. – Она была такая коммуникабельная, со всеми дружила…

– Ну а вот именно с этим мальчиком у неё не было каких‑нибудь особых отношений? Может быть, помните какую‑нибудь историю, конкретно с ним связанную?

Женщина задумалась.

– Да нет… Ну разве что как‑то на Новогодней ёлке они в одном спектакле играли. Она белочкой была, а Саша – мишкой. Он на сцене роль свою забыл, а Ника ему подсказывала. Вот, кажется, и всё. Я помню, он мальчик был замкнутый, необщительный.

– А на той экскурсии в Ростове он тоже присутствовал?

– Да, кажется, – с недоумением глянула Белозёрова. – Так ему же тогда всего восемь лет было… Уж не думаете ли вы?..

– Нет, нет конечно… А можно я эту фотографию на телефон пересниму? – попросил я.

– Да, конечно, если это поможет вам, – разрешила Белозёрова.

Накинув куртку, я уже собрался уходить, но какая-то сила заставила меня задержаться в дверях.

– Послушайте, Наталья Николаевна! – вдруг обернулся я к женщине. – Я обещаю вам, даю слово, что если узнаю что-нибудь о…

Я не договорил. Белозёрова шагнула ко мне и импульсивно обняла. Наша боль, наши мучения словно бы слились в единый горячий поток. В эти несколько мгновений для меня не было на свете человека роднее, чем эта нездоровая, изъеденная страданием женщина. Мы понимали друг друга без слов, по взглядам.

– Если можете, постарайтесь… – с надеждой блеснула глазами она.

– Сделаю всё возможное! – ответил твёрдым взглядом я.

И прибавил вслух: – Я попробую. Попробую найти вашу дочь!

Глава двадцать девятая. Поезд. Вещий кошмар

В электричку до Терпилова я сел около шести вечера. В вагоне оказалось довольно свободно, и я беспрепятственно расположился в маленьком двухместном закутке у окна, перед дверью.