Возвращение в Терпилов

Авария отняла у нас не меньше часа. Саша боялся, что удар серьёзно задел двигатель или подвеску, и нам придётся дожидаться эвакуатора из города. Но выяснилось, что мы отделались лёгким испугом. Влетев в яму, машина лишь повредила левое переднее колесо, да зацепилась днищем за длинный и сухой корень сосны, одиноко стоявшей у обочины. Нарядившись в замасленный рабочий комбинезон и натянув резиновые сапоги, извлечённые из багажника, Саша спустился в яму и занялся ремонтом. Он довольно быстро поменял испорченное колесо, выкинув на поверхность погнутый диск с разлохмаченной покрышкой, а затем при помощи лобзика освободил подвеску от корня. Однако самостоятельно выбраться из провала машина так и не смогла, и лишь беспомощно буксовала на месте, разбрызгивая из-под колёс мёрзлую землю. Мы испробовали всё – подкладывали под колёса найденные неподалёку гнилые доски, пробовали вытолкать автомобиль враскачку, втроём навалившись на капот, и даже делали подкоп под днищем. Но все усилия оказались тщетны. Истекая потом и до бровей испачкавшись в глине, мы сдвинули машину лишь на пару десятков сантиметров. И, возможно, провели бы в лесу целый день до вечера, дожидаясь помощи из города, но нашей беде помогла случайность. На дороге показался видавший виды УАЗик. Видимо, радуясь случаю продемонстрировать превосходство отечественной техники над хвалёной буржуйской, хозяин этого насквозь проржавевшего чуда техники со снисходительно‑торжествующим видом подцепил наш «Мерседес» тросиком к фаркопу своего вездехода, и за пару минут вытащил его на поверхность.

Утомлённые спасательной операцией, остаток пути до деревни мы провели в полной тишине. Саша насупившись глядел на дорогу, Францев читал что‑то с экрана мобильного телефона, время от времени разражаясь коротким и резким как кашель смехом. Чем ближе мы были к пункту назначения, тем оживлённее становилась местность. Среди редких сосенок и заросших сухим борщевиком оврагов встречалась то скосившаяся на бок избушка с заколоченными окнами, то поросшая мхом куча мусора, то ржавый остов машины. Казалось, мы ехали через некую зону отчуждения, территорию, поражённую радиацией, и давно брошенную жителями…

Глядя в окно, я думал о споре молодых людей, который так некстати прервала эта нелепая авария. Что Саша хотел рассказать о случае с Сотниковым, и почему это так задело Францева? Я вспомнил своё посещение избитого старика. Его дочь говорила, что к ним из редакции «Терпиловки» приходили двое. Я уже знал, что один из них – Саша. Может быть, второй – Францев? Из слов Саши я понял, что его старший коллега собирался как‑то поживиться за счёт несчастной семьи. Ясно, что до дела не дошло, иначе Сотникова упомянула бы об этом.

Как бы то ни было, эта история многое говорит о Борисе. По всей видимости, человек он беспринципный и жестокий. А если так, то на роль преступника подходит куда лучше своих коллег –мягкотелого Милинкевича и порывистого правдолюба Васильева. Теперь он в списке подозреваемых последний – у него меньше всего поводов мстить местным воротилам. Но что, если основная гипотеза ошибочна, никакого заговора против чиновников не существует и убийства совершаются вовсе не из мести?..

До Маврино мы добрались к двенадцати дня. Деревня оказалась невелика – около полусотни избушек жались вдоль разбитой бетонки да несколько хозяйственных строений одиноко теснились на отшибе. За последними домами начинался пологий спуск к водохранилищу. Его берега, сколько хватало взгляда, тесно поросли кряжистыми соснами, между которыми пятнами пронзительно белел молодой березняк. У самой кромки озера роща заметно редела, там виднелись лишь спутанные заросли ракитника да несколько одиноких ив, печально склонившихся над матово‑свинцовой гладью воды. Слева от нас, в некотором отдалении от дороги, серели пашни, по которым стелился ещё не сошедший с утра сырой туман, и, чмокая копытами в жирной грязи, флегматично бродили тощие деревенские коровы. Ещё дальше, на горизонте, высился еловый лес, и над его сплошной зубчатой стеной беспорядочно носилось вороньё, отчаянно и глухо крича. В этой картине, несмотря на всю её безнадёжность и заброшенность, всё‑таки угадывалась определённая красота. Я представил, как это место выглядит не в хмурую весеннюю распутицу, а на рассвете погожего летнего дня: крепкие сосновые стволы розовеют в первых лучах восходящего солнца, в прозрачной утренней дымке ослепительно искрится озеро, ивы гладят тонкими обвисшими ветвями неподвижную поверхность воды… Саша, кажется, угадал мои мысли.

– Пейзаж здесь лучше, чем в Швейцарии, ей Богу, – восхищённым взглядом обвёл он берег. – Хорошо, наверное, отдыхать тут. Тишина, спокойствие, благодать. На утренней зорьке рыбку сходил половить, днём – в лес по грибы да ягоды, а вечерком на берегу костёр развёл, ушицы сварил…