— К Фокину идти — это еще надо подумать. Ходят слухи, к нему брат-каратист недавно вернулся, осваивал где-то на Востоке новую технику. Руки чешутся опробовать.
— Мне это не нравится, — Бесподобный озабоченно, сделав ладонь козырьком над глазами, смотрел через стекло во двор. Ноликов побелел:
— Понял. Я сейчас наверх, к соседу, а ты за мной прикрой. Я в окно увижу, когда они свалят.
Как был, в шлепанцах, выскочил в парадное и побежал на этаж выше, там позвонил соседу Фродкину — рябому старику, глухому на одно ухо — и, когда тот отворил, ступил внутрь со словами:
— Можно я от вас позвоню?
Тому ничего не оставалось, как пропустить и закрыть дверь.
Из бибики шустро вышли трое блондинов в неприятно белых спортивных костюмах. Скрылись за навесом крыльца. Затопали по ступеням лестницы. Электрический звонок. Открыл Пык. Трое контролеров прямо с парадного сообщили:
— Царь добр и справедлив!
Пык посторонился. Они вошли.
— Кто из вас Николай Ноликов?
— Его нет, — ответил Бесподобный.
— Когда вернется? — как из олова литые контролеры были одинаковы с лица, а говорили едва разжимая губы, и догадаться, кто именно словом молвил, было трудно.
— Мы не знаем, — сказал Пык, — Его срочно вызвали в типографию. Смотреть гранки.
— А вы кто?
— Мы его друзья. А что вам нужно от Николая?
— Царь пожелал разобраться с обвинением Николая Ноликова в плагиате. Мошенник не может стоять во главе Союза писателей!
— Но ведь еще ничего не доказано, — возразил Бесподобный.
— Верно! Царь добр и справедлив, поэтому желает поговорить с Николаем Ноликовым. Мы должны доставить его к царю. Скажите, где находится типографию, о которой вы говорили?
— Челябинская, восемь, — ответил Пык. По этому адресу в самом деле была типография.
Контролеры одновременно развернулись и стали выходить. В дверном проеме возникла давка, контролеры отступали и снова двигались вперед, пока Бесподобный не пособил им выйти, задержав сначала двоих, а потом одного.
Чуть раньше и этажом выше. Фродкин проводил Николая в кухню. На старой стиральной машине стоял телефон. Весь подоконник был занят горшками с сочно-зеленым растением, у которого большие, вытянутые листья выглядели так, будто огромную кожаную каплю с жилками взяли и прихлопнули с обеих сторон руками. На столе были расстелены газеты, а них лежали измельченные эти же листья. Коля поначалу принял их за особого сорта хрен, но Фродкин объяснил:
— Табак вот выращиваю.
Николай кивнул:
— Интересно!
Снял трубку, стал диск накручивать. Хотя в ухо пошли гудки неправильно набранного номера, Ноликов сильнее только прижал трубку к уху, сделал лицо серьезным и, подождав, сказал:
— Алло? Позовите, пожалуйста, Михаила Андреевича. Да. Жду.
Чтобы занять себя, Фродкин взял с табуретки за плитой лейку и стал поливать цветы. Поправлял в горшках палочки, к которым были привязаны растения. Вдруг он воскликнул:
— Черт побери! Посмотрите!
— Что? — Ноликов оторвался от трубки и прикрыл ее ладонью. Фродкин предъявил ему грязный, с проступающей из-под земли желтизной, ярлычок:
— Это же берестяная грамота! Надо срочно ее отнести в Академию наук. Вы случайно не знаете ее адрес?
— Не знаю.
— Тогда мне нужен телефон, чтобы позвонить в справочную!
— Пожалуйста.
Николай отошел от аппарата. Фродкин тоже накрутил номер и Ноликов услышал отрывочные гудки. Несмотря на них, старик произнес:
— Девушка здравствуйте! Дайте мне пожалуйста телефон Академии наук! Так. Записываю.
И бойко почёркал карандашом на бумажке. Ноликов подошел к окну, выглянул.
— Как там Яков Андреевич и Надежда Осиповна? — спросил Фродкин.
— На даче, как обычно, — безучастным голосом ответил Николай.
— Давно их что-то не видно. То хоть на лестнице встречал.
— Запасаются.
— А вы их племянник, да? — Фродкин уже лет десять задавал этот вопрос.
— Да, их племянник. Живу тут, пока со своей квартирой не определился.
Балагуровы были похоронены у себя дома. Когда они совсем уменьшились и стали как дюймовочки, то жили в темноте, в одном из отделений кухонного шкафа, дабы не попадаться на глаза гостям Ноликова. А развелись тараканы. Ноликов, чтобы спасти рукописи и книги, насытил квартиру разными ядами — и порошки сыпал, и карандашами мазал, и аэрозоли распрыскивал. Балагуровы не выдержали — и однажды Николай обнаружил их мертвыми. Они на спинах лежали рядышком, в коробочке. Ноликов завернул их в полиэтиленовый пакет и сунул под паркетную доску в гостиной — доску ту можно было вынимать руками. Николай потом для прочности посадил ее на клей.
Из парадного вышли контролеры. Николай повернулся:
— Спасибо, я уже наверное пойду.
— Идите-идите, у вас там наверное чайник на плите! — забеспокоился Фродкин.
— Да, и кастрюля с супом! — Ноликов тоже испугался. Рассыпаясь в коридоре в спасибах и улыбаясь пожалуйстам, он покинул квартиру соседа.
Вернулся к себе.
— Времени мало.
— Ты куда? — спросил Бесподобный.
— К нашим.
— Думаешь, это связано?
— Не знаю. Но сначала посещу Фокина. Так, надо собираться.