Возвышение Коли Ноликова

А Витя отдышался и толкнул дверь. Внутри был коридорчик. Окно из толстых, непрошибаемых стеклянных квадратов. Напротив него — закуток, будка с окошком. В ней дежурный. Дальше по коридору столик с газетами. Витя спросил у дежурного:

— А через вас пройти в жилым домам нельзя?

Дежурный, молодой, чернобровый и румяный, ответил довольно приветливо:

— Нет, надо низом обойти. Через архив.

— А, понятно.

Витя подошел к столику, заметил:

— Это вам бесплатно приносят?

Поднял, показал свежую газету.

— Да, есть такое, — сказал дежурный.

— Я возьму, хорошо?

— Берите.

Витя свернул "Вечерние огни" в трубочку и оставил помещение. Спустился он намного быстрее, чем поднимался. Справа был заезд в милицейский городок. Двухэтажное здание, крытое кремового цвета плиткой. Указатель — "Архивы". За зданием, через пустое поле, несколько восьмиэтажек. Пока Витя соображал, куда идти, к нему вышел милиционер:

— Вам чего?

— Мне в архив.

— Вход со двора.

— Ага. Спасибо.

Обогнул здание, в нем оказалась арка, а внутри ее, в стене — дверь. Туда. Длинная комната, освещена тускло и желтовато. В стеклянной будке старик в больших очках, перед ним машинка с ручкой, из машинки выходит бумага. Перед окошком будки — посетитель, подросток.

Сапожников дождался своей очереди. Запросил материалы почти двадцатилетней давности, о том, как в голодное время во всех бедах обвинили двух женщин, бабушку и ее внучку-студентку, сказали, что они ведьмы и сожгли на мусорнике, заперев в старом шкафу и облив его бензином.

6

Задворками, стараясь не показываться на людных улицах, к вечеру Николай добрался до городской свалки. Тут холм переходит в равнину. А холм будто слизан громадным языком. И там, где прошелся язык, стало ровно, глинисто-песчано, но изрыто бульдозерными гусеницами. Отсюда бы разбежаться и взлететь, вперед, к сине-зеленому лесу, что под обрывом крутым, метров в ста после хламовых куч внизу.

Весь склон, почти отвесный, завален застрявшими бетонными блоками, арматурой, ржавыми остовами машин. На гребне холма — валы мусора, издали похожие на закипевшие оплавленные самоцветы. Алмазно сверкают россыпи битого стекла. Старая плита открыла рот. Раньше она пекла пироги. Доски и шифер. Разломанный шкаф стенной, убит ногами, обутыми в кирзовые сапоги. Сапог в цементе, одинок, без ноги. Ждет дождевой воды — ему хочется пить.

Ноликов осмотрелся. Возле одной из грунтовых дорог, идущих к свалке, приютился домик. Снаружи его покрывали доски, взятые тут же, да и на крышу нашлись черные, битумом пропитанные листы. Вдоль стены были выставлены ванны, бачки трубами вверх, древняя швейная машинка и прочее барахло. Тут обитал сторож. Денно и ношно перерывал он отбросы в надежде найти перлы. И это случалось.

Николай подошел к домику, костяшками двух пальцев постучал в дверь.

— Что вам? — из-за хибары появился сторож, пожилой, прищуренный, краснолицый, в вязаной шапочке, которая оттопыривала верхушки ушей. Нос утюгом нависал надо ртом, на нижней губе темнела родинка. Всё лицо его перерубали глубокие складки-морщины.

— Я ищу Алексея Фокина, знаете, где он может быть? — сказал Ноликов.

Сторож поправил свой стёганый ватник, вздохнул и тронул рукой одну из ванн:

— Сейчас многие строятся. А тут на свалке добро всякое попадается, надо только приложить усилие, найти. Вот и трудимся. Денег-то мало плотят.

— Вы Фокина не знаете?

— Не хотите купить ванну?

Ноликов понял, что сторож ведет с ним жестокую игру. Сдерживая раздражение, Николай спросил:

— Сколько вы за нее хотите?

— За нее? Вы сначала все посмотрите. Чтобы потом не было. У меня товар назад не принимается.

И начал, кряхтя и протяжно охая, поворачивать каждую ванну вогнутой стороной к стене.

— Зачем вы это делаете? — удивился Ноликов.

— Ванны — как арбузы. Их простукивать надо.

По одной:

— Это же настоящий чугун! — и заиграло лицо весельем.

— Я беру вот эту! — Николай указал пальцем на чугунную, — Назовите цену.

— Пятнадцать.

— Ого!

— Но ведь и чугун — это не сталь, и не акрил. Этой ванне сносу нет. Она привезена на свалку из барского дома. Был дом, там какое-то учреждение потом, и оставалась эта ванна. Ею никто лет сто не пользовался — непользованная.

— Откуда вы знаете историю ванны? Ладно, вот вам деньги.

Сторож принял сложенные пополам бумажки, развернул, проверил. Ноликов указал пальцем:

— Теперь говорите.

— Что говорить?

— Где Фокин?

— А я откуда знаю, где Фокин? Я вообще такого не знаю. Забирайте своё барахло!

— Себе его оставь.

7

Небо пятнышками истыкали звезды. В синюшном свете луны всё видно, как на ладони. Курганы мусора и уродливые, непонятные темные силуэты. Властный стук в дверь. Сторож уже заперся на засов. Внутри домика горит керосиновая лампа, сторож читает вслух прошлогоднюю газету. Отложил, встревоженно подошел к двери.

— Кто? Кто?

— Открой! — глухой приказ.

— Чего вам надо?

Последовал такой удар, что в петлях затрещали болты, и косяк, кажется, треснул. Сторож засуетился:

— Сейчас!

Отворил дверь. На пороге стояла фигура в черном плаще из клеенки. Большой капюшон скрывал лицо.

— Грибник! — крикнул сторож. Из-под капюшона донеслось: