Возвышение Коли Ноликова

— Послушайте, — Кипарисов пошел напрямик, — Что крамольного делал Ноликов в Союзе?

— То есть?

— Состоял ли он в обществе грибников?

Фокин скривил рот:

— Эээ? Ходили такие слухи, что у нас под боком завелись грибники. Мы еще на уровне шутки друг друга шпыняли — дескать, ах ты, грибник! Но сказать точно, кто был и сколько человек — я не могу. Туда нельзя было попасть самому, туда приглашали.

— А кто может знать?

— Ябеда, я думаю.

— Где сейчас Ябеда?

Фокин смутился, губу нижнюю прикусил, спросил:

— То есть вы хотите идти до конца?

— Да.

5

Кипарисов глядит с каменного мостика — под ним овраг, засыпанный прошлогодней листвой — как она, кленовая, играла красками осенью. Медная, красная, золотая! Есть на отшибе Княжих Бар старый парк, известный в народе как Дача Чижова. Много лет назад, главный в партии, Чижов — маленький, седой старичок, скупой в движении и словах, ходил тут по ухоженным дорожкам и крепким мостикам, перекинутым с одного отрога громадного склона на другой. Между отрогами, в оврагах, стекала вниз родниковая вода и накапливалась в двух рукотворных прудах, стоящих один ниже другого. В них плавали лебеди и утки.

Ушло то время. Матёрые клены по-прежнему дарили осенью краски, но ключи иссякли, а из птиц остались разве вороны. От мостиков отваливались камни, крошились перила, обнажая ржавые проволочные каркасы, а опоры слепыми культями повисали над вымоинами.

За всем этим наблюдал бронзовый лев с плоским лицом. Лев позеленел, ему было холодно. Всё лежал и смотрел, как неторопливо меняется жизнь. После Чижова пришли смертные люди — мамы с колясками, и парк наполнился детским плачем и смехом, да потерянными сосками. На одном холму появилась детская площадка с горкой и стенками для лазанья.

Но вот рядом стали возводить высокие бетонные коробки — и явилось строгое учреждение, Институт изучения метеоризма, сразу обросшее дурной славой. Парк перешел к нему и посторонних перестали сюда пускать. Но у Кипарисова такая работа, что ему разрешается многое. Особо уполномоченный, кроме прочего.

И не он поклонился шлагбауму на проходной, а шлагбаум был поднят. По срочному звонку от важного человека в белом халате Кипарисова провели в парк и указали на скрывающийся за рябинами, через три мостка, голубоватый одноэтажный домик с колоннами, где доживали свой век больные — каждый творя подвиг самопожертвования, служа медицинским опытам, проводимым институтом.

— Вы можете отравиться и умереть. Оденьте это, — и провожатый, запакованный в серебристый, похожий на бумажный, скафандр, дал Кипарисову сумку и уходящий в нее гофрированным хоботом противогаз.

— Неужели так опасно? А птицы?

— На других животных не действует. Только на человека. Передается через дыхательные пути. Оденьте, а я вернусь и позвоню в домик, скажу, чтобы Ябеда к вам вышел.

— Хорошо.

Кипарисов глядит с каменного мостика. Окуляры уже запотевают, внутри маски пахнет резиной — а как бы здорово сейчас подышать тем воздухом, что вокруг. Сырая весенняя земля, прелый лист, да издали тянет дымком. Павлу не хотелось приближаться к домику, поэтому двигался в его сторону нарочито медленно, оттягивая время. Из дачного особняка тихо, скромной походкой вышел большелобый старик, с газетной шапкой на голове, одетый в свитер и свободные штаны. Увидев Кипарисова, Ябеда направился к нему.

Встретились на детской площадке. Там еще было круглое сооружение, обтянутое сеткой, и ею же разделенное наполовину. Внутрь вёл прямоугольный лаз ниже роста человека. Для птицы ли, зверя ли? Кипарисов на всякий случай прикинул, сможет ли туда быстро залезть. Он всегда и везде шарил глазами в поисках укрытия, а также предметов, которые можно использовать как оружие. Бутылочные розочки, увесистые камни. Или человека другого вместо себя подставить, если пуля летит, а присесть не за что.

Ябеда протянул ему руку, пожал и спросил:

— А вы мне ничего не принесли?

Кипарисова осенило. Достал из кармана еще не распечатанную, красную пачку "Примы" и дал ее старику:

— Вот, это вам. Я не знал, какие вы курите.

— Мне тут любые подходят, — Ябеда быстро спрятал, — Вы что, врачи же не разрешают! Но мы всё равно курим.

— А если придут и унюхают? — голос Павла сдавленно звучал из противогаза.

— Рассматриваю последнее как невозможное! — Ябеда рассмеялся, показывая отличные вставные челюсти.

"Вот бы мне такие", — мелькнуло у Кипарисова. Ему захотелось выдернуть их и примерить. И пошло дальше — вообразил, как бы выглядел Ябеда с его, Кипарисова, стальными челюстями. "А старичок-то остался с зубами", — подумал. А вслух сказал:

— Так понимаю, общество грибников в Союзе писателей возникло еще при вас?

Ябеда если и заволновался, то этого не показал. Прежним, уверенным голосом, как опытная хозяйка рубит капусту, ответил:

— Было, но я не знал, кто в нем состоит. Эти общества тогда не запрещались.

— Мне это известно. Хотя вы должны были обеспокоиться, что у вас под крылом возникла еще одна организация, не имеющая ничего общего с писательским ремеслом.

— Ремеслом? Не все мы ремесленники.

Кипарисов почувствовал, что невольно пересолил, и быстро сказал: