Впереди дальняя дорога

— Гриша! — Отец поднял растерянные глаза.— Гриша, хорошо подумал?

— О чем?

— Она же старше тебя. Чуточку Надежды моложе. А не заладится у вас? Может, торопишься? Осмотрись... Ведь не толкаю тебя на женитьбу. Не хотелось бабьим пакостником видеть.

Он заметался, испуганный, что своим вмешательством может толкнуть меня на поспешный шаг.

— Все у вас решено?

— Даже и не говорили. Но это же ясно.

— Подумай, Гриша, подумай. Теперь ведь запросто: сходятся и разводятся, запишутся и распишутся. В два-три месяца. Зачем тебе такую семейную жизнь начинать? Да и учиться собирался. Семейная жизнь, случается, ломает людей. Взвесь все хорошенько. Вон как неладно у нашего Бориса,— напомнил он о брате и сокрушенно покачал головой. — Испортил Надежде жизнь.

Он призадумался.

— Ты все про Антонину знаешь? — осторожно спросил отец.

— Наверное, больше, чем ты.

— Тебя это не пугает?

— Нисколько.

— Если так... Смотри, Григорий... Тебе жить, тебе и решать. Если и вмешиваюсь, то ведь отец,— мягко закончил он.

— Понимаю,— сказал я растроганно.

— Ладно, сиди...— Он взялся за ручку двери и обернулся.— Бориса не видел? Просил он тебя зайти к нему. Побывай... Весь день будет в гостинице.

Мне стало легче. Разговор с отцом прошел по-доброму.

Дверь чуточку приотворилась. Ленка сунулась головой в щель. Очевидно, ждала, когда от меня выйдет отец. Вот перед ней я виноват! Отец помешал сразу поздравить ее. Я втащил Ленку в комнату.

— Ленушка! — Я стиснул обе ее руки и хотел поцеловать в щеку.— Поздравляю!..

Она неожиданно резко оттолкнула меня.

— Можешь не трудиться с поздравлениями. Ненавижу притворщиков. Может, скажешь, что слушал? — Она холодно смотрела на меня. — Не трудись обманывать.

— Сдурела... Слушал же... Как ты могла подумать?

— Просто... Нашел себе другой дом. До нас ли теперь.

— Думай, о чем говоришь, Ленка!..

— Может, тебе следует думать о своих поступках,— бросила она презрительно. Глаза у нее стали противно узенькими, губы вытянулись.

У меня все оборвалось.

— Советую не влезать в мои дела,— твердо сказал я Ленке.— Так будет лучше.

— Это ты можешь... Нашел же счастье — пьяницу и жену вора.

— Ленка! — я угрожающе поднял руку.— Замолчи!..

Меня затрясло. Словно в лицо мне швырнули комок грязи. Кто? Сестра! Моя Ленка!..

— Хочешь ударить? — обрадовалась Ленка и даже придвинулась ближе. — Ударь!.. Повторю: распутная пьяница и жена вора.

Я задохнулся.

— Вон!..— закричал я, действительно готовый ударить Ленку.— Убирайся вон!

Вероятно, вид мой был достаточно страшен. Ленка испуганно попятилась и выскочила в коридор, громко хлопнув дверью. Я с размаху повалился на диван.

Стало невыносимо стыдно. Как может она так пошло говорить о моем чувстве? Как может она судить человека, которого не знает? Откуда в ней такое? Разве я смогу после этого привести Тоню к нам в дом?! Мне никогда теперь не забыть Ленкиных слов.

С Борисом мы встретились часа через два, когда я немного успокоился после ссоры. Но тяжелый осадок от этой сцены так и остался.

По коридору гостиницы разносился бодрый металлический стук пишущей машинки. Я остановился, прислушиваясь, из какой комнаты доносятся эти звуки. Они исходили из комнаты Бориса.

Брат сидел спиной к двери за столом, заваленным бумагами, журналами, книгами, газетными вырезками. Пальцы его энергично бегали по клавишам. Увлеченный работой, он не слышал скрипа двери. Я постоял немного, наблюдая, как он энергично, поматывая головой, что-то выстукивал, потом окликнул.

— О!.. Прибыл!..— бодро приветствовал меня Борис, обернувшись.— Посиди, потерпи... Сейчас закончу страницу. Можешь пока закусить,— показал он в сторону маленького круглого столика, где стояла начатая бутылка вина и на тарелках лежали закуски.

Он закончил печатать, вынул бумагу из машинки, поднялся и потянулся с довольным видом.

— Неплохо поработал! Приятно, когда можешь сказать себе: молодец! Уложился в срок, какой сам себе установил. Машинка — чудесное изобретение человеческого ума. Сколько сил сохраняет! Писать от руки — в три дня не управишься,— показал он на груду бумаги.

Борис налил в рюмки себе и мне.

— Связался я тут с обществом «Знание». Теперь и сам не рад. Прочитал двенадцать лекций. Всем понравилось. Говорят, что у них заявок еще на двадцать встреч. Надо бы отказаться, да воли не хватает. Кормят знания хорошо, ничего не скажешь.— Борис засмеялся над собственной остротой.— У меня принцип: на недостаток денег обижаться могут только бездельники. Обстоятельствам не подчиняются, их создают. Из каждого поступка надо извлекать практическую выгоду. Кстати, я, кажется, уже на карусели. Ты чего такой хмурый? — обратил он внимание.

— Бывают тяжелые дни,— уклонился я от ненужной откровенности.