Впереди дальняя дорога

— Зачем кому-то знать, что у меня плохо с деньгами. Такое простое объяснение мне в голову не приходило. Мы оба принужденно помолчали.

— Пожелаю тебе счастливого пути, Катя,— сказал я. - Надолго в Москву?

— Не знаю...

Мы пожали друг другу руки. Катя хотела выйти, но вернулась.

— Что у вас с Леной? — спросила она.

— Надо ее спросить. Наверное, расскажет с удовольствием. Мне же и говорить не хочется.

Катя, кажется, волнуясь, сняла очки, потом опять надела их. Нерешительно посмотрела на меня.

— Гриша,— доверительно сказала она,— кое-что я слышала. Ты ее хорошо узнал? И у вас это действительно серьезно?

Она даже покраснела, все же понимая, насколько бестактно ее вмешательство.

— Чрезвычайно,— лаконично ответил я.

— Не сердись...— Катя осторожно, словно успокаивая, коснулась моей руки.— Никак не хочу тебя обижать. Но это не просто увлечение? Может, и сильное, но все же увлечение? — мягко и добросердечно спросила она.

— Не увлечение, Катя, нет, не увлечение. Любовь... большая... обоюдная... Мне без нее невозможно.

Удивительно, что я смог сказать эти слова Кате. Но мне показалось, что она искренне сочувствует мне.

Она вздохнула и опять коснулась моей руки.

— Я подумала, что, может, и неправа была тогда. Помнишь, говорила о твоем характере? На Змеином острове... Гриша, поступай так, как велит тебе это чувство. Дорожи им. Слушайся только себя.

— Спасибо! — с жаром откликнулся я.— Даже не подозреваешь, как мне сейчас дороги твои слова.

Она снова протянула руку для пожатия.

— Будь, Гриша, самим собой,— пожелала она и вышла.

23

С Тоней мы встретились в очередном рейсе.

Мы быстро взглянули друг на друга и поднялись в пустой автобус. Меня испугало лицо Тони: под глазами большие темные круги.

— Что с тобой? — спросил я.

— Именно?

— Ты здорова?

— Плохо спала.

— Тоня,— начал я,— хочешь узнать, каким был наш разговор с Константином Григорьевичем?

— Не рассказывай,— сдержанно сказала она.— Все знаю... наверное, все... Не только про этот разговор. Я была в Крутогорске, ночевала там.

— И не захотела увидеться со мной? Как понять?

— Мне казалось, что ты надумаешь прийти к нам. Сердце тебе подскажет, что надо зайти. Ждала...

— И обиделась?

— Нет, не обиделась. Ну, не пришло тебе в голову, а могло и прийти. Зачем же обижаться...

— Тебе сильно досталось? — без особого интереса спросила она.— Пришлось оправдываться?

Я сжал ее руку.

— Не надо,— кротко попросила Тоня.— Прости, мне надо еще ведомость оформить,— и она поспешила из автобуса.

Она была явно в тревожном настроении.

Дорогой нам не удалось поговорить. На конечной остановке Тоня не стала с нами ужинать, а сразу прошла в комнату, где она обычно отдыхала, сославшись на головную боль.

После ужина я заглянул к ней.

— Тоня, я чем-нибудь провинился? — спросил я.

—Нет, нет,— поспешно перебила она меня.— Болит голова... Мне сейчас трудно разговаривать.

Я наклонился и губами коснулся ее лба. Он показался мне горячим.

— Ты больна? Чем тебе помочь?

— Ничего мне не надо. Пройдет...— Она обняла меня за шею, притянула к себе и поцеловала.— Иди,— примирительно попросила она.— Я тебя люблю... Ничего не думай. А поговорим потом.

Но разговор у нас так и не состоялся. Тоня явно избегала его.

В городе, когда мы вернулись из рейса, Голубев вдруг напомнил о своем приглашении приехать на озеро к его старикам. Я этому обрадовался.

— Когда можно приехать?

— В любой день.

— Завтра можно?

— Милости прошу.

— Но не один.

— Это мне ясно,— он дружески улыбнулся.

Как примет такое предложение Тоня?

— Как ты хочешь,— вдруг кротко сказала она.— Я буду поступать так, как ты желаешь. Но сегодня не провожай меня. Хочу побыть одна.

Встретимся утром на вокзале.

На вокзал она пришла без опоздания.

Поезд остановился у маленькой лесной станции. Тропка уходила в глубину леса. Вскоре она вывела нас на широкую просеку, вырубленную для высоковольтной линии. Мощные металлические опоры поддерживали тяжело провисающие, горящие бронзовым светом провода. Гудящая высоковольтная трасса уходила вдаль от увала к увалу в глубину лесов, в синеющую бесконечность.

Наша тропинка повела с просеки в березовую чащу. Она все спускалась и спускалась, потом свернула по маленькому болотцу влево, к мосту через прозрачный ручей. Блеснуло близкое озеро. Начался сосновый бор, великолепный, раздольный, а справа все просвечивало озеро.

Тучи ходили вокруг лесов. Вдали то с одной стороны, то с другой, гремел гром. Было очень душно, хотелось дождя. В поселке, куда береговой тропинкой мы вышли из леса, земля лежала мокрая.

Дом Голубевых стоял на краю поселка, почти у самого берега, образовавшего здесь крутой заливчик. По его склону весело лепились еще пять-шесть домов. Все тут дышало покоем, мирной и неторопливой жизнью.