— Пойми, Надя, как это важно,— ласково говорил Борис, кажется, даже не заметивший, что музыка умолкла и нам слышно каждое слово их разговора.— Нельзя кидаться такой возможностью. Это областная газета. Завтра о статье везде заговорят. Она будет первым ударом по противнику.
— Какой удар? По какому противнику? Кто противник? О чем ты говоришь? Можно и нужно подождать с ее печатанием.
— До каких пор? — вскинулся нетерпеливо Борис.— Сейчас самый удобный момент. Пора готовить общественное мнение.
— Возьми статью, — сказала решительно тетя Надя, протягивая Борису листки бумаги.— Мы говорим на разных языках. Столько тут бахвальства! Читать стыдно.
— Во-первых, не скромничай,— решительно отвел руку тети Нади Борис.— Во-вторых — это же твоя обычная мнительность. Какая в статье неправда? Ведь только факты, голые факты. Они сами за себя говорят.
— Это еще не все,— тетя Надя оглянула всех невидящими глазами.— Почему тут только две подписи? Моя и твоя?
Она в упор холодно смотрела на Бориса.
— Какие еще нужны подписи? — покорно спросил Борис.
— Ты представляешь, сколько людей работало с нами? Это наш общий труд. Почему они забыты?
— Двадцать подписей? Смешно! — Борис нервно рассмеялся.— Ведь статья пойдет в газете. В газете, а не в журнале. Статья! А не коллективный рапорт. Теперь даже выдвижение больших коллективов на Ленинские премии вызывает улыбки. Поняли, что все же личности решают. Наука — это индивидуальное творчество.
— Личности? — горячо заговорила тетя Надя.— Почему же нет подписи Николая Ивановича? Не личность? Как так можно? — презрительно бросила она.
Отец устало и горестно вслушивался в эту перепалку. Николай Иванович сидел в некотором отдалении с таким отчужденным лицом, словно его этот разговор никак не касался. Лишь иногда он вскидывал голову и внимательно вглядывался в разгоряченное лицо тети Нади. Борис держался внешне спокойно, его состояние выдавали только нервные подергивания губ.
— Под такой статьей моей подписи не будет,— вдруг четко сказал Николай Иванович.
— Не в этом сейчас дело,— сердито сказала ему тетя Надя, словно он ей помешал, и круто повернулась к Борису.— Почему только две подписи? Моя и твоя? Ну почему?
— Надя! — голос Бориса зазвучал с лирической нежностью.— Ты помнишь, как все начиналось? Вспомни! Как все было? Мы напечатали с тобой статью об этих рудах. Доказывали в ней необходимость разработки этих руд. Поднялся шум. Нашлись у нас истинные друзья, но появились и серьезные противники. Пришлось выступить еще раз. Мы начали работу вопреки прогнозам скептиков. Они оказались тогда сильными. Как трудно давалась нам всякая малость! Какие высокие барьеры приходилось одолевать! Ты же помнишь? — воззвал он патетически. — Теперь все свершилось. Как символически прозвучит статья. Мы начинали — вы нам не верили. Теперь смотрите — вот результат. Таков смысл статьи. Завершилось! Давай так и назовем ее. Очень хорошо!.. Вот почему две подписи.
Логика железная.
— Герои! — иронически рассмеялась тетя Надя.— Как все это трогательно! Сколько лирики!.. Нет! — сказала она непреклонно.— Коли статья необходима, то будут три подписи. Должна стоять подпись Николая Ивановича. Только так! Тогда он должен внести в статью свои поправки.
— Повторяю,— возвысил голос Николай Иванович.— Моей подписи не будет. И вообще, с вами,— обратился он к Борису,— никаких дел иметь не собираюсь. Моя позиция вам известна. Больше того, считаю, — под статьей должна быть только одна подпись — Надежды Степановны. Вы напрасно заявляете какие-то свои права. Ценность вашего участия равна нулю.
Борис резко повернулся в его сторону, глаза его сузились.
— Вы! — крикнул он, задыхаясь, утрачивая над собой власть.— Могли бы помолчать. Что вы суетесь?
— Борис! — прозвенел голос тети Нади.— Не забывайся. Ты в гостях на моем дне рождения.
— Прости, Надя,— мгновенно смирился Борис.— Я думал только о тебе. Надеялся порадовать тебя в день рождения, торопился со статьей. Хотел успеть ко дню рождения.
Катя порывисто вскочила, но Константин Григорьевич удержал ее за руку.
— Не надо, Катя,— удержал он.— Потом, потом... Не сегодня... Сядь!..
Катя покорно подчинилась.
— Извините, час поздний, — сказал Николай Иванович, поднимаясь. — Разговор о статье считаю ненужным. Позвольте попрощаться... Он кивнул всем и подошел к тете Наде. Она слегка подалась к нему.
— Идите,— согласилась она.— Ни о чем не беспокойтесь. У меня хватит твердости.
После ухода Николая Ивановича в комнате воцарилось тяжелое молчание. Константин Григорьевич шумно задвигался, поднял графин, налил водки себе и отцу. Молча поднял рюмку и залпом опрокинул ее.
— Кажется, недопил,— пробормотал он. И тут же опять наполнил рюмку водкой.
— Зачем ты нам испортил вечер? — вдруг зло спросила Ленка, обращаясь к Борису.
Он даже вздрогнул.
— Неправда... Хочу хорошего для Нади. Она не понимает, от чего отказалась.
— Не верю я тебе! Не верю! — истерически закричала Ленка.— Ты весь изолгался. Каждое твое слово — ложь. Я хотела тебе верить. И не могу! Ты — лжец!