Враги креста

В природе (коли омочить перст в изысканной фразеологии немецкого идеализма) дремлет в-себе-сущий дух. Мы открываем прекрасное в окаменелом интеллекте природы, когда сонную субстанциональность материи пробивает искра нашего духа. И тогда весь ландшафт вдруг оживает, озаряемый как бы молнией, с которой в Евангелии сравнивается Парусия. «Внешняя природа становится каждый раз иной, преломляясь во внутренней, и отсюда, это пресуществление хлеба в божественную плоть есть духовный поэтический материал»¹⁶⁷.

«То, что в представлении об объекте чисто субъективно, т.е. составляет отношение представления к субъекту, а не к предмету, есть эстетическое свойство этого представления». – подчеркивал автор «Критик».

Царство Божие как эстетический предмет не идентично никакому реальному объекту. Лингвистика Благовестия многослойна. Иисус выражает свои идеи не в форме понятий, а как истинный Художник – с помощью образов, ярко и остро¹⁶⁸.

Царство Божие на устах Христа онотологически полифонично освещается с различных сторон, то с дальнего, то с меньшего расстояния… Оно и рыбацкая сеть, и жемчужина, зарытая в поле… Сначала Оно преподносится на почве чувственного наблюдения. Но по-настоящему Оно не здесь и не там, а всегда – только внутри человека! От чувственного созерцания, как от иконы к Первообразу, мы совершаем эмоциональный скачок к подлинно эстетическому предмету!

Из двух взаимосвязанных и в то же время взаимоисключающих страт: матери и духа вырастает как их универсальный синтез – третье, интенциональный объект, обусловливающий эстетическую реальность, само эстетическое произведение, которое возникает, как сотворчество, конгениальность того, кто созерцает предложенное ему в качестве произведения, но становящимся таковым лишь в процессе его освоения на новой ступени, именно» сотворчества, бросающего реципиента в кипень блаженства созидающего духа и радости, которую, по словам Христа, никто не отымет!

«Триипостасное» конструирование эстетического предмета аналогично антропологической трихотомии святоотеческого богословия: человек – это тело, душа, дух¹⁶⁹. Без Троицы никакой дом не строится.

«Духом, ‒ писал Кант, ‒ в эстетическом значении называется оживляющий принцип в душе».

Отдаться очарованию красоты сформированного эстетического предмета, который вроде бы не имеет отношения к нашей повседневности и вместе с тем кардинально обогащают ее, можно лишь тогда, когда «механический апельсин» в состоянии выпрячь себя из наслаждения практической ценностью содержания объекта, когда он будет любоваться жемчужиной Царства Божия, не примешивая к этому меркантильные планы и одновременно сумеет отмежеваться от упоения ценностью своих собственных переживаний, умерев и возродившись в Абсолюте.

«Ничто так не характерно для эстетической ценности, как то, что она подается нам, как небесный дар¹⁷⁰, как благодать. «Даром получили, даром давайте». Отсутствие этого дара, осознание творческой импотенции пропорционально ощущению тотальной безысходности, абсурдности существования, соскальзыванию в ничто, смерть. Нет личности без творчества. Творчество оправдано лишь как связь с Богом¹⁷¹. Алфавит, письмо у иных народов изобретены не с целью стадной коммуникабельности, а ради контакта с Творцом и претворения Его воли в дольнем.

Бог и есть Любовь: такова древняя ось искусства. Любят только прекрасное. Но, как в живописи цвет грязи может быть не менее прекрасен, чем цвет неба, так и в человеке, уродливом внутренне и внешне, любят не чувственную оболочку, не духовную похоть, а то неуловимое, интуитивно высветляемое душой любящего, что ведет к становлению нового облика, нового бытия в прежнем, известном, отныне вызывающим восторг, удивление, горение сердца.

Эстетическое осмысление бытия утончает культуру внутренних ощущений, очищает, освобождает душу от скверны плоти и духа. Грех с художественной точки зрения – просто безвкусица.

Грех наряду с прекрасным зарождается в недрах бессознательного.

Похваливая Фрейда, Юнга, Фромма за внимание к неосознаваемым процессам в области психического, подымающие пяту на Христа не желают замечать, что ранее перечисленных умов замолвил словечко о бессознательном именно Христос, дав в не менее общем, чем у Платона, виде аксиому бессознательного: «дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит».

Бессознательное как глубинный источник творчества обрамляет, точно брабантские кружева, одежды романтизма, снимающего мерку для своих костюмов с апостольских риз.