Врата небесные

Она в тревоге схватила меня за руки. Ошеломленный тем, что она ищет во мне защиту, я согрел ее пальцы в своих ладонях.

Она закрыла глаза и, с удовольствием возвращаясь к былым ощущениям, вдохнула вечерний воздух.

Потом склонилась к моим рукам и поинтересовалась, что случилось с теперь разделенными средним и безымянным пальцами. Я поведал ей о предложении Кубабы – ампутировать их, чтобы Нимрод не признал меня, – об операции, которой я предпочел простой разрез соединяющей их кожаной оболочки.

– А я подумала, что ты замел следы, чтобы Аврам не обнаружил вашей родственной связи.

Она прикусила губу.

– Ты расскажешь ему?

– Мы с тобой решили хранить самые важные секреты от тех, кого мы любим.

Она кивнула. Хор человеческих голосов позади нас перекрывал стрекотанье сверчков. Веселье шло полным ходом. Топот ног танцующих звучал, как шум водопада. Люди скандировали: «Агарь! Агарь! Агарь!», ее просили станцевать. Нахмурившись, Нура воскликнула:

– Только бы она не двигалась! Ей нельзя.

– Успокойся. Агарь не больна, она просто беременна.

Мое замечание вновь погрузило Нуру в размышления. Она вздрогнула и поплотнее закуталась в шаль.

– Иногда по вечерам так холодно, – вздохнула она.

Глухая ночь пахла навозом, одуванчиками, мятой, бычьим потом и возбужденным козлом, а жара, вопреки ощущениям Нуры, не спадала.

– Да, – прошептала она. – Конечно, такова цена…

– Цена чего?

– Цена, которую следует заплатить за дар. Аврам сделал Агари ребенка, это заняло всего несколько дней. А меня он не оплодотворил за шесть лет. Почему другим это так легко, а для меня так трудно? Это из-за молнии…

– Я не понимаю…

– Нет смерти, нет и рождения…

В подобных рассуждениях Нура приближалась к своему отцу Тибору. Тот, когда мы бродили по высокоствольным лесам, где молодая поросль соседствовала с гнилью, любил подчеркнуть замысел природы: для существования вида необходимо, чтобы люди плодились, а затем исчезали; жизнь зарождается из разложения; смерть не противится существованию, она ему служит.

Продрогшая Нура продолжала:

– Жизнь – это не подарок, который хранят или возвращают, – это дар, который передают. Я постоянно ощущаю желание родить, некий зов, который таится в глубине моего сердца, в моем чреве. Так ведь нет! У меня никогда не получится.

– Подожди, Нура, потерпи немного!

– Ну посуди сам, Ноам! Люди умирают, потому что живут. А мы с тобой не умрем никогда. Вот я тебя и спрашиваю: а живые ли мы? По-настоящему ли мы живые?

Чтобы видеть меня, она отступила на шаг. Ее бледное лицо светилось в темноте. По щекам, вискам и шее пробегали мелкие судороги. Голос шел из пересохшего горла.

– Мы получили не дар, Ноам, а отраву. Наихудшую! Ту, что терзает бесконечно, ту, от которой невозможно освободиться. Яд, который отравляет, но не убивает.

Она еще отодвинулась.

– Бессмертие даже не убьет нас.

Ребенок родился.

Бедра и лоно Агари были созданы для материнства: после нескольких усилий она произвела на свет мальчика.

Когда повивальные бабки показали его Авраму, тот сразу убедился, что у младенца есть отметина старшего сына – два сросшихся пальца. Удовлетворенный, он прижал его к груди и, отдавшись своему чувству, принялся укачивать.

Мы с Нурой держались поодаль, в тени. Эти девять месяцев сблизили нас. Мы не искали возможности увидеться; однако то тут, то там мы с ней разговаривали доверительно, как той ночью, когда Нура разоткровенничалась. Но вот она снова вышла на сцену: напряженная и трепещущая, Нура заставила себя дышать спокойней, поправила волосы, оторвалась от стенки и изготовилась играть роль второй матери. Взяв ребенка, она поцеловала его, прошептала что-то ласковое и принялась обмывать и пеленать. Ко всеобщему изумлению, она превосходно знала, что полагается делать, и действовала уверенно. Аврам остолбенел. После перерыва на беременность Агари Сара вновь притязала на первое место, показав себя более опытной, чем родильница. Такое поведение жены придало сил без памяти влюбленному Авраму, который опасался приступов ее гнева или подавленности. Состояния души супруги тревожили его гораздо сильнее, чем то, что испытывала мать новорожденного.

Сара открыла сундук с десятками очаровательных вышитых нарядов. Она показала их ребенку, сделала вид, что следует его выбору, и богато его одела. Аврам улыбнулся:

– Не слишком балуй его, моя госпожа.

– Ничто не будет слишком прекрасным для твоего сына, Аврам.

Они вместе восхищались младенцем и ласкали его, совсем позабыв об Агари. Сара вспомнила о ней, только когда малыш раскричался; она возвела глаза к небу и положила ребенка на грудь своей служанке.

– Покорми его! – приказала она Агари, как будто напоминая, что та годится лишь для второстепенных обязанностей.

Агарь высвободила одну грудь.

Появление не имевшей почти ничего общего с той, которая так хорошо была мне знакома, круглой, набухшей и обильной сиськи с коричневым ореолом привело меня в замешательство, и я отвернулся. Дитя с закрытыми глазами ее пощупало, быстро нашло сосок и втянуло его. Довольная тем, что молоко прибыло, Сара одарила Агарь взглядом, которым могла бы посмотреть на корову.