– Я забочусь о Нимроде! Десятилетиями я проясняю ему смысл предзнаменований, которые читаю в звездах. И благодаря этому наш город процветает. Непобедимый царь. Могущественный город.
Он прошел мимо меня, чтобы спуститься по лестнице.
– Прощай.
В лучах лунного света Месилим показался мне более крепкого телосложения, чем Гунгунум, но, когда он оказался рядом со мной, я осознал, что они одинаковые, и обратил внимание на красные бляшки на его коже – сочащиеся, покрытые корочкой и зудящие. Как это случается у близнецов, он страдал той же болезнью, что его брат.
Я догнал его на ступеньках.
– Не хочу докучать тебе, Месилим, но удели мне минуту внимания. Я Нарам-Син, целитель. Недавно среди ночи меня вызвали к архитектору Нимрода Гунгунуму, и я лечил его коросту. Я замечаю, что и тебя тоже коснулась эта болезнь. Позволишь ли ты мне прописать тебе две-три процедуры, чтобы избежать острых приступов?
Он замедлил шаг, поразмыслил и обернулся:
– Слушаю тебя.
Я повторил ему советы по лечению, данные Гунгунуму: овсяные ванны, глиняные компрессы, лосьон из шалфея и ромашковые припарки, а напоследок рекомендовал также смазывать воспаленные места медом.
Он покачал головой:
– Откуда у тебя такие познания? Ты собрал множество сведений и о звездах, и о людях, и о растениях.
– Мне посчастливилось иметь несравненного наставника.
– Кто же это?
– Тибор. Он обучает очень далеко от твоей страны.
Месилим задумался. Я понимал, что звездочет сохраняет в памяти все, что я ему открыл. Взмахом руки он велел мне следовать за ним.
Спускаться оказалось еще более волнующе, чем подниматься: по пути наверх взгляд упирался в стены башни, при спуске он терялся в пустоте. Я испугался головокружения и, шагая со ступеньки на ступеньку, старался смотреть на город. Перед нами, посреди темной равнины, переливался огнями Бавель: внизу трепетало множество факелов, они не освещали и оставляли сумеречные зоны, большие или крошечные, бесформенные и безликие. Один только царский дворец сохранял отчетливый силуэт, даже если сумерки поглощали здания, факелы рядами выстраивались вдоль аллей.
На одной из площадок Месилим, внезапно воодушевившись, остановился и схватил меня за руку:
– Очень скоро все изменится. Нимрод выстроит Башню. С нее я смогу лучше изучать звезды.
– Я видел ее макет. Восемнадцать этажей.
– Восемнадцать? – воскликнул он.
– Да, трижды шесть.
Он возмутился:
– Вовсе нет! В Башне будет тридцать шесть этажей.
– Но Гунгунум заверил меня, что восемнадцать, даже это уже представляется ему сложным…
– Этот болван Гунгунум не вглядывается в небо, он смотрит только себе под ноги. Если у него руки в земле, то у меня глаза в небе. Новая Башня будет выше восемнадцати этажей, она поднимется до тридцати шести. Это мне раскрыли Боги, а я передал Нимроду.
Он вздохнул и смахнул что-то со лба, словно этим движением избавлялся от близнеца.
– Давай спустимся вместе, мой мальчик, иначе часовые заподозрят тебя. Скажем, что ты сопровождаешь меня, как ассистент.
Почти в самом низу он задержал меня:
– Кстати, об ассистенте, ты мог бы им стать…
– Почему бы и нет, – опустив глаза, прошептал я.
На прежде ничего не выражавшем лице Месилима мелькнула улыбка, он преодолел последние марши и на прощание помахал мне:
– Новая Башня, Нарам-Син. Мы будем изучать звезды в новой Башне: это будут врата небесные[40]
.Портной наконец доставил мое платье; эта ночь будет подходящей.
Я запретил Саулу выходить из дому. Запершись с ним у себя в спальне, я посвятил его в свой план. Здоровяк так доверял мне, что всякий раз, когда я упоминал опасности, которым буду подвергаться, он восклицал:
– У тебя получится!
Когда я договорил, он предложил:
– Хочешь, я пойду с тобой?
– Переодетый женщиной? Это то же самое, что заставить медведя плясать! Уж лучше на всякий случай проводи меня, держась на разумном расстоянии. А потом воротись сюда, чтобы позаботиться о Маэле и Роко.
Среди ночи я, вырядившись в платье, накрывшись вуалью и надушившись благовониями, семенил к стенам, защищавшим флигель, в котором жили женщины. Приглушенные извивами улочек вокализы певцов, доносившиеся из предместий, продолжали следовать за мной, а слишком резкие звуки флейт и гулкие удары тамбуринов постепенно затихали вдали.
По глазам Саула и взглядам наполнявших улицы гуляк я понял, что мой силуэт сбивает с толку. По пути какие-то бойкие типы окликали меня и расхваливали, кто-то свистел мне вслед; в ответ я склонял голову и целомудренно ускорял шаг. Одеяние мешало идти быстро, кокетливая обувь принуждала к осторожности, так что мои бедра поневоле раскачивались из стороны в сторону. Убедительность моей метаморфозы объяснялась звуками, которые я производил, совершенно женской мелодией – перезвоном браслетов, стуком ожерелий, шуршанием ткани и щелканьем подошв.
Я быстро добрался до крепостной стены, овал которой окружал женский флигель. Ни моста. Ни ворот. Только водяные рвы шириной в три быка.