Она подмигнула, попятилась и вполголоса заключила:
– А теперь ты любезно поклонишься, чтобы очаровать мой народ, который ощутит, как глубоко ты его почитаешь в моем лице.
Я повиновался. Когда я выразил свое вынужденное уважение, толпа снова принялась рукоплескать мне. Я опять уселся в паланкине, и под исступленные крики «ура» наша процессия покинула Киш.
В пути я неотступно думал о Кубабе. Ее причуды, капризы, резкие перемены настроения, беспринципность, жестокость – все эти повадки создавали видимость смятения, дымку, которая скрывала главное: под своими многочисленными личинами Кубаба управляла страной. Ее цинизм – как и ее беспощадность – не был чертой характера: они шли на службу сообщества. Царица и ее город составляли единый организм. Когда Нимрод пришел убить ее, она была заранее предупреждена и могла скрыться вместе с Хуннувой, чтобы спасти свою шкуру. Однако она не отделяла себя от города: ее шкура покрывала крепостные стены, храмы были ее конечностями, дома – ее порами, горожане – ее кровью. Кубаба принадлежала Кишу, как Киш принадлежал ей. Последний образ, который я уносил с собой из этого города – старая дама подле своего нового любовника перед главными воротами, – характеризовал дух этого места: бурная растительность обвивала древние стены, камень и растения сплетались так же, как нежность и власть. Кубаба правила по-женски, скорее обороняясь, нежели нападая. В отличие от Нимрода, который ценой нескончаемых конфликтов ставил на первое место славу, престиж и экспансию, Кубаба предпочитала жизнь, покой и заботу. Если Нимрод постоянно стремился к большему, Кубаба довольствовалась тем, что имеет. Он жаждал, она наслаждалась. Ему недоставало, она обладала. И подданные каждого из них дышали в унисон со своим правителем…
Под причудливой маской Кубабы таилось глубокое понимание долга: защищать своих подданных от войн при помощи дипломатии, а не сражений; предотвращать воровство и агрессию силами порядка; гарантировать правосудие согласно провозглашенным принципам; обеспечивать благоденствие страны, прокладывая каналы, поддерживая и расширяя их, что увеличивало площадь плодородных земель; дублировать эту текучую сеть сплетением троп, которое обеспечивает проход караванов, развивает торговлю и позволяет строить постоялые дворы. Все, что укрепляло власть Кубабы, служило ее подданным. Она соединилась с ними, а они – с ней. И вместе они составляли гигантский организм.
Путешествие из Киша в Бавель занимало три дня. Я довольно быстро добился от своего эскорта права покидать паланкин и идти рядом, что уменьшило нагрузку носильщиков. Особенно обрадовался Роко, потому что до этого переизбыток почтения по отношению к нам не давал ему рыскать, вынюхивать, сновать туда-сюда, сворачивать в сторону и многократно обгонять караван и возвращаться ко мне.
Мы двигались по раскаленной земле, голову припекало. Огненное светило выжигало и неуклонно бледнеющую небесную лазурь.
Во время перехода я обратил внимание на то, что каналы благоприятствуют чувственности. Мне неоднократно случалось замечать на берегах, в траве, среди зарослей тростника или на дне канав обнимающиеся парочки. Влажность изобильной растительности привлекала людей, обдавала их своими пьянящими запахами. В Стране Кротких вод совокуплялись щедро. Это было следствием климата, потому что жара разгоняла кровь, а желание увернуться от солнца, обнявшись в тенечке, можно было отнести на счет умиротворяющей медлительности волн, которая звала к ласкам, или текущего рекой подслащенного пива, которое избавляло от опасений. Поощрение фривольности исходило также от Божеств. Среди них блистала Инанна. Эта Богиня любви, роскошная, пышнотелая, веселая, соблазняла, и соблазнялась, и была возлюбленной многих Богов. Ее свобода, сумасбродство и нахальство – наверняка взятые Кубабой за образец – допускали сосуществование противоположностей: порядка и беспорядка, мира и войны, доброжелательности и гнева, так что каждый узнавал в ней себя. Этой капризной и страстной «госпоже неба» соответствовала звезда, тоже странноватая, которая дважды, утром и вечером, в разных местах появлялась на небосклоне[49]
. Эта мастерица шалостей согласилась, чтобы проституток называли «дочерьми Инанны», поскольку не порицала разврат; напротив, она его восхваляла. Рассказывали даже, будто как-то ночью она под сенью крепостных стен удовлетворила шесть десятков парней и не утомилась. Считалось, что эта разрушительница, царица изгоев и подонков, способна вложить коклюшки в руки смельчаков, доверить оружие девицам, нарядить барышню дамским угодником или наоборот, превратить мужчину в женщину, а женщину в мужчину – по-видимому, способ предложить поменяться ролями во время соития.