Принимавший меня в своей астрономической лаборатории Месилим возбуждал мое любопытство. Полный знаний, тайн и невежества, он обнаруживал духовную мощь, которой не обладал его брат. Все в нем вибрировало: то, что он знал, чего не знал, что жаждал узнать. Желание понять придавало ему напряженность, делавшую его тело крупнее и значительнее. Хотя его телесная оболочка, каждая черта и каждая морщина, точь-в-точь совпадала с внешностью брата-близнеца, он иначе обитал в ней; устремленные к горизонту глаза расправляли его плечи и разгибали спину, а страсть к образованию придавала ему скорее живость, нежели возбужденность, и главное – что изменяло блеск его зрачков – он смотрел… Гунгунум видел только свои чертежи, тогда как Месилим вглядывался в звезды. Гунгунум не ждал от мира ничего, тогда как целиком обращенный к тому, что выходит за пределы его понимания, Месилим был чувствителен к событиям. В отличие от архитектора, которого я долго лечил, звездочет сразу признал меня, хотя всего лишь мельком столкнулся со мной ночью в храме Инанны. Теперь, сравнивая их, я отмечал, что возраст по-разному сказался на братьях. Года Гунгунума говорили правду: он уже родился старым и усталым. Года Месилима казались ошибкой: он оставался пытливым молодым человеком.
– Письменность представляет собой бессмертное оружие смертных.
– Что ты хочешь этим сказать, Месилим?
– Звезды, наши небесные Боги, живут в ином ритме, чем мы. И в ином времени. Чтобы исследовать их, требуются поколения и поколения. А письменность предоставляет нам это великое множество данных.
Он снял с полки покрытую необычными значками глиняную табличку.
– Здесь очень старый текст, записанный жрецом Забабы; в нем упоминается похожий на лодку световой поток, который расколол небесный свод и оставил за собой огненный след. У нас есть две гипотезы: или это явление произошло однократно, или оно повторяется. Вообрази, что это случается каждые семьдесят шесть лет, так вот, мы это узнаем![57]
Письменность дает возможность развития науки о звездах.– Ты полагаешь, что люди вечно будут созерцать звезды?
– Познать небо – это познать самого себя! Звезды создают и разрушают нас, они влияют на нас. Как жизнь муравьев, вроде нас, может ускользнуть от них, управляющих временами года, посевами, цветением и урожаями? Им мы обязаны не только своим существованием, но также возможностями, препятствиями, удачей или невезением. Если каждый человек замечал, что полнолуние приближает роды, тревожит сон и будоражит безумцев, то мы, ученые, отметили еще множество других взаимосвязей.
– Но как к этому подступиться?
– Я ищу в небе божественные знаки. Чтобы их заметить, следует изучить обычный ход светил, их периодические движения, где они восходят, где заходят и в какой момент. Необычное в небесном порядке – это знак. Так Боги отправляют нам послания…
– Неужели?
– Люди пишут на земле, Боги пишут в небесах. Земля и небо связаны. Низ отражает верх. Так же, как ты расшифровываешь символы на глиняной табличке, я расшифровываю знаки Богов на небесном своде[58]
.Месилим взмахнул руками, словно дал пощечину атмосфере:
– Воздух, вот что действует мне на нервы!
– Почему?
– Воздух разделяет небо и землю, отдаляет нас от Богов. Я ничего не понимаю в воздухе, в облаках, в дождях и ветрах. А ведь я изучаю их. В первую очередь я упрекаю воздух за одиночество, на которое он нас обрек. Из-за него мы не видим Богов, из-за него тленное человечество не соприкасается с бессмертными. Да ладно, какое это имеет значение! Скоро мы получим новую башню. Она устранит воздух, потому что перешагнет через него. Благодаря ей мы доберемся до неба.
– Нимрод тоже так думает?
Прежде чем ответить, Месилим прислушался, чтобы убедиться, что мы одни.
– Нимрод не думает о воздухе, он думает только о воде. Ему не дают покоя паводки. Он опасается потопа. Это его сильно тревожит. Официально он объясняет строительство Башни славой Бавеля и любовью к Инанне. А по-моему, он строит Башню, чтобы укрыться в ней, на случай если воды завладеют его землями. Бывает, он произносит странные речи… Не знаю, помнит ли он, но как-то во время вечерней грозы, в страшную бурю, он пришел ко мне в старую башню, на верхний этаж. И молился там Инанне. Его трясло, как в лихорадке, он утратил свою надменность и вздрагивал при каждом раскате грома. Страх довел его до безумия: он принялся молоть чепуху, что он, мол, уже пережил потоп и видел, как воды поглотили весь мир, что он блуждал по бескрайнему морю и едва не умер, и ему очень не хочется умирать… И тогда я понял…
– Что?
– Что я получу свою Башню! То есть его. У нас обоих есть веские причины для ее возведения: я жажду открытий, его снедает страх.
Откровения звездочета прервал какой-то шум. Появился старик с двумя чашами пива. Увидев его, Месилим с облегчением вздохнул, а потом вперил в меня гневный взор и нахмурился:
– Я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал.
Слуга подошел ближе, и я узнал почтенного лысого старца, которого недавно видел на нижнем этаже, у архитектора.