Врата Тагмета

   Воздух, казалось, выдохнул хриплым, дымным подтоном: "Зев Съеденной Когда-то. Бросай её туда."

   Из толщи земли, через глубины колодца, прилетел резонирующий ответ: "БЛУУП."

   Хатч только усилил свою хватку, от чего Тайррисиен захныкала, но не заплакала. Рыбо-люди слепо зашарили в их сторону сросшимися через перепонки пальцами.

   Что-то пролетело по воздуху -- полупрожаренная дрофа, источающая струю своих собственных ароматов и соков -- и нырнуло в колодец. За этим последовала сбивающая с толку пауза. Джейм запоздало припомнила, что фактический водяной горизонт лежал ниже подземной конюшни, пролёт глубиной в, по меньшей мере, тридцать футов.

   Сплашь. Глуп.

   Съеденную Когда-то, наконец-то, покормили.

   А затем, будто кто-то вырвал затычку, туман с громким свистом спиралью втянулся в колодец.

   У дальней стороны квадрата, у дверей кухни, стоял Марк, обтирая грязные руки о штаны. Он всегда знает, что делать, уж поверьте.

   Прислужники на ощупь содрали свои рыбьи головы, тяжело отдуваясь, и выглядя ошеломлёнными. Что же мы едва не наделали?

   Сид ринулась в квадрат, чтобы забрать свою малышку у Хатча, бросая при этом убийственные взгляды в сторону Чингетая. Тот также выглядел оглушённым, как будто бы говоря, Что бы ни случилось, это не моя вина.

   Затем наступила его очередь в качестве Сгоревшего Человека.

   Все остальные поспешили убраться прочь с квадрата, за исключением Сид, Хатча, и Земляной Женщины, Тайррисиен передали одной из дев битвы.

   Чингетай прошёлся вокруг колодца, размахивая руками и тряся головой, как будто пытаясь пробудиться от глубокого сна. Джейм, однако, заметила, что эти усилия только лишь разожгли его мерцающие синие вены до ярко-алого цвета. Он сделал движение, как будто бы собираясь ухватить и обнять Бабку Сид. Та удержала его на расстоянии поднятым в предупреждающем жесте пальцем.

   Три вещи обычно мы просим у огня, подумала Джейм: Свет, тепло, и хорошую компанию. Но бедствие [woe] тем, кто ищет в нём власти.

   Сид развернулась к Чингетаю спиной, и продолжала держаться таким образом, пока он кружился вокруг неё. За него говорили его жесты.

   Послушай меня, твердили эти больше, убедительные руки. Будь благоразумна.

   Он коснулся её плеча. Она крутанулась ему навстречу. Они решительно зашагали взад и вперёд, взад и вперед, лица повёрнуты друг к другу, сверлят соперника яростным взглядом. Вены, горящие словно нити из лавы, пульсировали между остатками сажи и татуировок вниз по тяжёлым рукам Чингетая.

   Сквозь ряды зрителей пробежал шёпоток беспокойства.

   Из своего угла появилась Матушка Рвагга. Она метнулась в сторону Хатча, поводила шишковатым пальцем у него по лицу, а затем влепила пощёчину. Он выглядел удивленным, а затем подключился к её представлению, к нервозному смеху снаружи квадрата. Как вышагивали главные действующие лица, точно также зашагали и они, но при этом били ногами с преувеличенной силой, и на каждом развороте обменивались звучными тумаками, раз-два, раз-два.

   Джейм припомнила шоу марионеток, которые ей приходилось видеть на улицах Котифира и Тай-Тестигона. Они также частенько использовали преувеличенное насилие, чтобы понасмехаться над своим правителями, но таким образом, чтобы их зрители скорее смеялись, чем оглядывались в поисках камней для броска. Далеко не единственный бунт был успешно предотвращен своевременным кукольным представлением, так что, по слухам, Король Кротен всегда держал под рукой готовую вступить в дело труппу, на случай местных волнений. Ей оставалась только гадать, сработает ли это здесь и сейчас.

   По крайней мере Чингетай с Сид не обращали никакого внимания на своих подражателей, как и ни на что иное, кроме друг друга. Их конфликт разрешился своего рода яростным танцем, один пытается превзойти другого. Сид сделала сальто и мазнула пальцем по каменным плитам, проводя там черту. Её муж-по-дому попытался её пересечь, но внезапно заколебался, сапог висит в воздухе. Он отвёл ногу прочь и врезал пяткой о камень. Во все стороны брызнули искры.

   Нечестно, подумала Джейм. Он тянется к силам Сгоревшего Человека, в то время, как Бабка Сид может рассчитывать только на свои собственные, сколь бы внушительными они ни были. Однако, делая так, он открывает свой разум безумию этой природной стихии.

   Побежавшие трещинки раскололи линию Сид, и он пересёк границу.

   Она отступила на шаг, но только лишь это. Они снова закружились, грудь к груди. Какой бы высокой она ни была, он угнетал её подобно дымящемуся вулкану. Её замшевая рубашка была засыпана сажей и горящими угольками.