И вот похоронка! Это было, по сути, соболезнование родным солдата от командира батальона, в котором служил Бернхард. Августа подняла с пола письмо. Хельга протянула к нему руку, как будто в нём можно было прочитать совсем другое, как будто она просто не поняла, что произошло, неправильно прочитала. И вновь запрыгали перед её глазами строчки, но читать она не могла. Письмо из её рук взяла Августа:
«В поле, 19 августа 1941 года. Уважаемая госпожа Краузе-мать, уважаемая госпожа Краузе-супруга, в бою за город Нарва 17 августа 1941 года ваш сын и ваш муж, оберпанцергренадир Бернхард Краузе, был убит во время военной службы в борьбе за свободу Великой Германии, верный своей присяге перед фюрером, народом и Отечеством.
От имени его товарищей выражаю вам самые сердечные соболезнования. Батальон всегда будет чтить память вашего сына и видеть в нем пример для подражания. Уверенность в том, что ваш сын отдал свою жизнь за величие и будущее нашего вечного немецкого народа, может дать вам силы и утешение в тяжелых страданиях, которые затронули вас.
Приветствую вас с искренним сочувствием.
Хайль Гитлер!
Йеттка сидела на диване и тяжело дышала. Из её груди исходили странные хрипы. Из уст Хельги раздалось глухое рычание:
– Хайль? Этому животному хайль? Пусть он сдохнет, этот их Гитлер, пусть никогда у него не будет детей! И этот Вебер тоже! Пусть сгинет весь их Рейх, вся их банда… Берни, Бернхен, мой сынок… О-о-й… Ой…
У Хельги перехватило дыхание, она схватилась за сердце, согнулась. Августа рванулась к подруге:
– Тихо, тихо, спокойно. Спокойно, дорогая. Симон, ко-родин, валериану, быстро!
Штеффи, рыдавшая на плече у Кона, бросилась к аптечке, принесла лекарство, отдала его Августе и снова растерянно автоматически вернулась к Кону. Тот успокаивал, говорил утешительные слова, гладил по густым русым волосам. Штеффи вдруг прервала рыдания и внимательно посмотрела в лицо Кону. Оно выражало глубокое сострадание. Минут через десять Хельге полегчало. Она, сгорбившись и прихрамывая, прошла в свою комнату, рукой указав всем оставаться на месте. Йеттка продолжала сидеть на диване. В её глазах был страх.
Теперь на четырёх женщин оставался один немолодой и лишённый гражданских прав мужчина. Но всё-таки мужчина…
В конце сентября 1941 года Августа пришла домой расстроенная и перепуганная.
– И чего они хотят от нас? Мало того, что мы обязаны были раньше выставлять в витрине магазина щит со звездой Давида, теперь мы должны носить это на груди.
– Нам приказано сдать паспорта, – мрачно добавил Симон.
Им обоим не было известно, что Гиммлер 18 сентября декларировал немедленную депортацию всех евреев с территории Рейха. Тотальная эмиграция усилиями самих немецких евреев из-за ограничений, а то и откровенного нежелания других стран принимать их, не удалась. 14 октября последовало первое распоряжение о депортации немецких евреев в Восточную Европу, и уже через день был отправлен первый транспорт в Лодзь. Эмиграция в свободный мир была прекращена по решению нацистской власти на всех территориях, подчинённых Третьему рейху. Теперь начинают собирать всех оставшихся евреев и держать их под контролем. Зачем?
Глава нидерландского подразделения НСДАП, Фриц Шмидт, выступая в Амстердаме на митинге, посвященном годовому существованию «Рабочего подотдела Нидерландов» НСДАП цитирует слова Гитлера ещё двухлетней давности: «…еврейский вопрос фундаментально и однозначно будет решён во всей Европе». И разъясняет слушателям подлинный смысл этих слов: «Мы знаем, что когда фюрер произносит такую фразу, то это значит „уничтожение еврейства“, а это и есть то, чего мы хотим, и что мы также исповедуем». Обыватель захотел уничтожения. Согласно расовой теории гитлеризма между иудаизмом, еврейством и этническими евреями разницы нет…
В осенние дни приходили от соседей плохие вести.
– Сёстры, вы знали Кляйнбергера? – однажды спросил Симон.
– Это твой тёзка с Рингштрассе? – отозвалась Августа.
– Да-да, такой способный молодой человек! Работал всегда в текстильной отрасли, даже в двух фирмах одновременно. Отлично зарабатывал.
– Ну уж молодой, – возразила Йеттка.