Времена

– Послушайте, давайте попросим Влада! – предложил Давид. – Он едет в ту сторону, у него какой-то приватный концерт, халтурка, и он заедет к родителям в Лауэнау на несколько дней. Это городок в западной части провинции Шаумбург.

– Идея хорошая, – отозвался Никлас, – а ты сможешь поручить ему собрать материал от нашей инициативной группы?

Все одобрительно загалдели, поддерживая предложение. На этом деловую часть встречи и закончили.

Через несколько дней, как договаривались, Никлас позвонил Давиду Сандлеру и сказал, что хочет поделиться с ним кое-чем доверительным. Большой тайной это не оказалось. Он объяснил, что Шаумбург его заинтересовал в связи с событием, на которое он обратил внимание при закладке камней преткновения у дома на Заарштрассе 8.

– Понимаешь, Давид, – объяснил он, – при закладке памятных кубоидов мы обязательно проводим архивные исследования относительно упоминаемых лиц. Да ты теперь это прекрасно знаешь. Помимо основных данных о погибшем, мне стало известно следующее: Симон Кон имел тесные связи с евреями-предпринимателями графства Шаумбург, то есть теперешней провинции Шаумбург. А жили Коны как раз в той квартире, в которой обитало, мне кажется, не одно поколение предков Тима и Кристины.

– Не совсем так, – возразил Давид. – Они жили в этой квартире, а потом, поскольку им стало в ней тесно, они перебрались в квартиру напротив. Та побольше. Тем более, отец ребят Маркус Шмидт – практикующий врач-уролог и известный учёный. Для теоретической работы ему нужен кабинет. Мне обо всём этом Лидхен рассказала. Она ведь подружка Кристины.

– Пусть так. Ты обратил внимание, от меня не ускользнуло, как взволновались оба, когда я назвал данные о смерти Конов в Терезиенштадте? Моё чутьё подсказывает, что здесь какая-то важная для них тайна. Уверен, они захотят знать основательнее, поэтому настрой Вайсмана. Пусть он побольше соберёт данных о судьбах этих людей и их контактах с семьёй Конов.

– Окей, Ники! – согласился Давид. – Влад немного с ленцой на эти дела, как всякий музыкант, но я поговорю с ним и постараюсь убедить.

* * *

Перед Рождеством Влад Вайсман действительно отправился к родителям в Лауэнау. Мать обрадовалась, что может подкормить своё дитя, а то живёт там, поди, на одних гамбургерах; любознательный отец расспрашивал о Берлине, о жизни еврейской общины, об эмиграции. Для молодого Влада проблема эмиграции была растворившейся тенью прошлого. Молодёжь, особенно успешная в освоении языка, интегрируется легко и быстро. Отец же переживал по поводу разных критических высказываний относительно старшего поколения. Вот и в этот раз, так получилось, Влад стал поддразнивать родителей «колбасной эмиграцией». Старший Вайсман возражал:

– Для нас с мамой, сынок, вопрос нашей эмиграции – вопрос принципиальный, вопрос жизни в стране Холокоста, а не жизнь в богатой стране. Мы с тобой об этом никогда не говорили. Отчасти потому, что ты был мал. Но нам это не безразлично. Да, нашу волну эмиграции, начавшуюся в девяностых годах, недоброжелатели, в том числе и еврейские, называют «колбасной». Мол, воспользовались моментом и отправились не на историческую родину, а ради сытной жизни в страну убийц евреев.

– А разве не так? – Влад, слегка смутившись, отвёл глаза.

– Ну хорошо. Пусть будет для кого-то так. Вообще любая эмиграция – это стремление найти условия благополучной жизни взамен жизни неблагополучной. Для себя и особенно для детей! Почему каждый еврей обязан быть идейным сионистом? Это ведь не означает отсутствия других убеждений? Большинство простых людей с идеологией вообще ничего общего не имеют.

– А вы с мамой? – упорствовал младший Вайсман. – Вы увезли меня с родины, пусть и не с исторической. Почему бы не включиться там в строительство развитого капитализма?

– Да-да! Строительство развитого капитализма в Житомире, откуда ты родом. Про нынешние успехи наслышаны. А ты никогда не читал еврейских газет двадцатых годов? Не было номера, в котором бы не сообщалось о зверских убийствах целых еврейских семей, изнасилованиях еврейских женщин и девочек. Поджогов еврейских халуп. Грабежи – это уже мелкие издержки национального пробуждения в Украине. Про государственный антисемитизм в СССР доказывать тебе, надеюсь, не надо? Если в нашей судьбе всё трагически повторяется, то не всё ли мне равно, где прожить паузу между двумя погромами «безродным космополитом», – недовольно высказался отец. – Не пророк. В то время я не видел никакой перспективы в Украине перестать быть «безродным космополитом». Кроме того, прежде чем принять решение, я изучил всё возможное о современной Германии. Я ведь знаю немецкий язык, тебе это известно. У меня есть надежда, что в настоящей выстраданной демократии граждане перестают быть «безродными» вне зависимости от религии.

– Но и СССР с его государственным антисемитизмом и ярлыками о безродности, вроде, канул в Лету.