Времена

– Так всё же лет на пятнадцать меня моложе. Он ведь получил железный крест за ранение в Первой мировой. Потом он женился на Кларе Герц. У них была прекрасная квартира: с горячей водой, центральным отоплением. Они нанимали и служанку.

– Что значит была? Ты что-то скрываешь, Шимэн. Выкладывай! Что-то случилось? – потребовала Августа.

– Что-то, что-то, – пробубнил Кон, – если бы просто что-то. Когда он купил в 1937 году суконную фабрику, ему пришлось уже через год её закрыть. И вовсе не из-за того, что он плохой предприниматель. После погрома его арестовали и отправили в Заксенхаузен, правда, через месяц из концлагеря отпустили. В семье начали соображать и собрались было в Штаты, но туда список на 40 000 персон. Хорошо хоть сына успели отправить в Палестину.

– Что ты хочешь сказать, Шимэн, что с ними? – допытывалась Йеттка.

– Я видел его накануне и разговаривал с ним. Представляете, парня, который ворочал тысячами, отправили на принудительные работы за 30 марок в неделю. Оба, он и жена, учили английский и испанский, надеясь, что им удастся попасть хотя бы на Кубу.

– Я поняла, Шимэн, – сказала Августа, – говори, что с ними случилось и что нам делать?

– Что нам делать, дорогие мои, не знаю. А случилось вот что. С Кубой у них тоже всё лопнуло, а этим ноябрём от него потребовали декларацию об активах. Кое-что оставалось на счету в банке и в наличии, но конфисковали даже… Нет, вы представить не можете: две железные кровати, стол и стулья. Это всё, что у них оставалось из мебели. 15 ноября он передал мне открытку для родственников в Швейцарии, чтоб они отправили её через Красный крест сыну. Это было прощание. Он успел шепнуть, что они погибнут и что он знает об этом. Сэм сказал, что через два дня их транспорт, более тысячи человек, отправляют в Ковно…

С этих пор в семействе Конов тоже стали ждать. Краузе они ничего не сказали. Чем могли им помочь две женщины, охваченные горем? Об эмиграции не могло быть и речи. Этому не способствовал ни возраст, ни состояние Йеттки, ни наличие финансов, да и был уже официальный запрет эмиграции. С нападением на СССР участь евреев Германии и оккупированных ею территорий предрешена. До наступления лета 1942 года то Симон, то Августа, которые ещё как-то общались с внешним миром, приносили домой вести об очередных драмах.

Драме в большой соседской семье Мозеса Левина и Зельмы Гольдшмидт на Заарштрассе 15, среди которых только один Мозес имел семерых братьев и трёх сестёр, а сами они с женой родили двух дочерей и сына. Сначала 12 февраля 1940 года депортировали в гетто Пяски младшую дочь Зенту, её мужа Хайнца Панке с его родителями Эрихом и Маргаритой Панке. 14 ноября 1941 года сама мать Зельма со старшей дочерью Эллой (отец погиб в Первой мировой) депортированы на смерть из квартиры на Заарштрассе в Минск. В тот же день из Фриденау в минское гетто были отправлены на неминуемую смерть страховой агент Кона Георг Веервальд с женой Розой. Ещё одну трагическую весть принёс Кон после встречи со своим приятелем Германом Буххольцем. Тот сообщил ему, что теряет сестру Эмму. Её депортировали в рижское гетто 13 января 1942 года.

– А теперь чья очередь? – тихо прошептал он. – Что скажешь?

Кон испуганно посмотрел на товарища и растерянно опустил голову.

Теперь уже и самим Конам ждать долго не пришлось. По распоряжению главы канцелярии планирования Альберта Шпеера, личного архитектора Гитлера, семья должна была покинуть свою квартиру и поселиться субарендаторами к Бернхарду Симону на Айзенахер Штрассе 69. В две комнатки на верхнем этаже им разрешили взять свою мебель. Это произошло 1 июня 1942 года, а через месяц 6 июля умерла Йеттка. В Берлине на еврейском кладбище Вайсензее у могилы стояли Симон, Августа, Хельга и Штеффи.

Отпевать усопшую было некому.

Вайсман получает задание от «соколов»

– Вы помните, я вам рассказывала о проекте «Шаумбургский мир»? – спросила друзей Лидия Эрдман при их встрече в мензе[12] Технического университета на Харденбергштрассе.

Ребята сидели за большим столом и, конечно, никак не могли обойтись без картошки фри и чипсов.

– Что-то новое? – спросил Тим, уплетая картошку, и подтвердил. – Да, это было в «Зелёной лампе» месяца три назад.

– Мой любимый и неутомимый папочка! – произнесла Лидия и сделала паузу, чтобы привлечь внимание. – Он недавно вернулся из командировки, был в провинции Шаумбург. Я рассказала ему про наши дела, а он поинтересовался у местного начальства, помнят ли там своих бывших еврейских граждан.

– И что, помнят? – скептически скривился Давид.

– Да в том-то и дело, что однозначно ответить было бы трудно. Официально, конечно, да, – ответила Лидия. Она потянулась за чипсами. – Они закладывают кубоиды, есть специальная программа.

– О! – удивился Никлас, – значит, там Демниг. А нельзя ли конкретней? Мы бы осветили событие в нашей газете.

– Чтобы конкретней, надо быть там, – ответила Лидия, – и не наскоком. По папиному настроению я поняла, что не всё так просто.