Времена

Шлёма и Шлима? Да это ведь простонародные имена! Если напишете древнееврейским шрифтом, то их не различить. Потому что, начертанные, они состоят из одних согласных. Шлёма – на иврите ШломО с ударением на последнем слоге. То есть Соломон. Неплохо, правда? Тот, кто построил первый в мире Святой храм Богу в Иерусалиме. И имя это означает «мир».

С именем Шлима посложней, и его библейского аналога ещё никто не нашёл. Как вы думаете, может быть, от шлимазл? Есть такое слово в языке идиш, и означает оно «неудачник, недотёпа». Однако, возможно, его значение из древнееврейского шейлЕм мазАль? Переводится – «полное счастье». Ах, наверно, и то и другое. По обстоятельствам.

Шлима Пенёк, которой стукнуло уже пятьдесят, жила в Тирасполе и работала в местном почтовом отделении. Город возник на левом берегу Днестра из крепости, построенной по особому распоряжению самого Суворова. Тирас – греческое название реки, а поль… Ну, это знает каждый. Поль от греческого «полис» – «город».

Если кто-то хочет удивиться, а может быть, и потешиться над фамилией Шлимы, то здесь женщина ни при чём. Она унаследовала её от мужа, не вернувшегося с войны. Конечно, о гибели мужа пришло извещение, в котором сообщалось, что старшина Велвл Моисеевич Пенёк в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество… Но Шлима, подобно другим матерям и жёнам, похоронке не верила и продолжала ждать и надеяться.

Каким прекрасным был этот день лета 45-го! Площадь Победы переполнена людьми. Цветов в руках встречающих так много, что воздух кажется медово-густым от их аромата.

Бойцы в гимнастёрках и со скатанными через плечо шинелями спрыгивают с грузовиков прямо в объятия людей. Все вдруг сразу стали родными. Какими красивыми казались тогда мужские лица! Какими стройными смотрелись в своих стареньких и порой застиранных платьях женщины! Пришла с букетом цветов и Шлима. Но Велвла не было. По лицу её катились слёзы. Не слёзы счастья, а слёзы горечи и она машинально отдала свой букет случайному человеку.

Шлима и Велв перед началом войны были такими юными, а их совместная жизнь так коротка, что они даже не успели зачать ребёнка. Так и осталась Шлима вдовой, в одиночестве на долгие годы.

А Шлёма?

Люди, я не знаю, верите ли вы в Бога. Может быть, вы не верите в Бога, но вы верите в судьбу. Или вы верите в мойры или других греческих богов и богинь… Но первым попавшимся солдатиком, который получил букет цветов от Шлимы, был Шлёма. Он был родом из Бессарабии. Как этот парень сумел пройти всю войну – щуплый, неловкий, не геркулес – и остаться в живых? Или не попасть в плен… Рыжий. Но что значит рыжий?! Светофор. В солдатской землянке можно было не зажигать лампаду. И без неё от его волос светло.

Нет, Шлима не запомнила этого солдата. Надо ей это? Её Велв был красавцем. Силач, ростом метр восемьдесят! Он, чудак, брал её, лёгкую, изящную, на руки и так ходил с ней по двору, не желая расставаться. Шлима прятала своё лицо у него на груди, обхватив руками за шею, и смущённо шептала: «Велв, соседи, дети…»

Да…

Но Шлёма запомнил Шлиму. И забыть больше не мог. Она ведь была еврейской красавицей! Такой она оставалась и многие годы спустя, хотя и пополнела.

Лицо – кровь с молоком, «ви мильх унд блут» – говорят евреи. Несмотря на полноту, оно не имело второго подбородка. Природа подарила Шлиме гармоничное сложение и сохранила талию. Красивые полные руки её изящно взлетали, когда она закручивала на затылке каштановые пряди волос, блестящие и мягкие, несмотря на возраст. Небесные источники снабдили её неунывающим характером. И хоть она никогда не забывала своего Велвла, но постепенно успокоилась, вела одинокий образ жизни и всегда была готова помочь людям.

Остаётся непонятным, как Шлёма долгие годы, осторожно расспрашивая своих клиенток (в те времена город был небольшим), следил за ней и не решался познакомиться. Думал про себя: «Куда уж со свиным рылом да в калашный ряд…» «Рыло», правда, было кошерным и не свинным по виду. За эти годы он поправился, покруглел, что сгладило остроту его черт. Появился небольшой животик, но не такой, чтобы застегивать ремень от брюк под ним. Волосы из ярко-рыжих стали тёмно-золотистыми. Невысокого роста, он казался всё же пропорциональным. Но главным достоинством его внешности были глаза. Они светились голубизной и покорностью.

Сразу после войны Шлёма пошёл в ученики к известному в городе портному-закройщику, потом что-то ещё закончил, получил диплом и стал неплохим мастером. Он, как и Шлима, оставался одиноким, но не вдовцом. Женат он никогда не был. Жил Шлёма в однокомнатной квартире с земляным полом на улице Свердлова, 20. Через общую стенку к комнате примыкала фруктово-овощная база, которая поздним летом и осенью превращалась в торговую точку.

Шлима жила на этой же улице, но метров на триста дальше, за гаражами пожарников. Знала ли она Шлёму? (Он ведь был портным и жил недалеко). Да бог его знает! Может быть, и слышала о нём, а может быть, и нет. Позволить себе шить у портного она не могла.