Времена

Прасковья Ивановна в мужчине Григория Николаевича и не узнала, а тем более не могла позволить себе в это поверить. В ту минуту она не успела взять себя под контроль и не помнила, как оторопела, как затем истошно закричала и выскочила из партбюро. Не могла и понять, почему, собственно, так отреагировала. То ли в её нравственные представления простой крестьянской женщины не вмещалось такое событие как возможное, то ли она испугалась, что ей придётся за это отвечать, то ли оттого, что вообще не ожидала кого-либо застать в кабинете.

Арик и Вася, выбежавшие на крик, увидели её в то время, когда она, ошарашенная, прислонилась, по словам поэта, к дверному косяку.

Бесцеремонный Васька попытался открыть дверь, подозревая что-то кровавое, но Прасковья Ивановна, растопырив руки, встала перед ним Архангелом Михаилом. Василий пожал плечами и отошёл к Арону. Они немного постояли и уже намеревались разойтись по своим классам, как дверь с силой надавила на спину тёти Паши, и из комнаты стремительно выскочила и помчалась к выходу, накрыв голову женской кофтой, девушка. У Коренфельда глаза сделались круглыми.

– Лялька, – шепнул он Арутюняну.

2

Григорий Николаевич сломил Амалию впервые и был очень доволен.

«Теперь, – думал он, – она его. Правда, эта уборщица подвернулась совсем некстати. Надо заставить её молчать!»

Силу свою и в консерватории, и за её пределами он знал, но здесь светило аморалкой. Партия такого не терпела. То есть могла и потерпеть, если тайно и скрытно, но публично – ни в коем случае.

«Дура! – подумал он об Амалии. – Повернула ключ в замке и положила себе в сумочку. Торчал бы он там, уборщица не вошла бы. И нельзя сказать, что простуха. Ах, но до чего же хороша! – парторг победно и сладко ухмыльнулся. – До чего же опытная!»

Амалия Королёва – в номенклатурных кругах «королева», а в консерватории Ляля, Лялька, Лялечка, в зависимости от близости, была крестьянского происхождения. Мать – задёрганная поручениями учительница начальных классов. Когда в школах деревень вечно не хватало учителей, она у себя в селе преподавала всё что ей велели. Была нужда – по поручению директора школы занималась и хозяйственной деятельностью. Отец – бригадир тракторно-полеводческой бригады. Но семья была неблагополучна. Два её старших брата уже отсидели свой срок, дома устраивали драки, пили.

Так бы и пропала девчонка, если бы не самодеятельный хор, где её заметил заведующий отделом комсомольских организаций райкома. Она же, обожая кино, не пропускала ни одного зарубежного цветного фильма, которые крутили в колхозном клубе, и была потрясена роскошью тамошних дам, их нарядами, элегантностью. Не могла себе представить внутри деревенской рутины и бедности, что такое возможно. А заведующий отделом приглашал её на выездные мероприятия, разумеется, с обильной закусью и выпивкой, что ей стало нравиться. В семнадцать лет она расцвела. Было трудно поверить, что эта девушка выросла в деревне. Даже ножка её была тридцать шестого размера. Стройная, среднего роста, пропорциональная, как модель, с пунцовыми губами «поцелуйте меня» и с тонкими в разлёт бровями, она казалась изнеженной дворянкой из высших слоёв общества. Высшие слои управленческого партийного аппарата это вскоре оценили, и она пошла по рукам. Но не без корысти с её стороны. Она быстро разобралась в мужских слабостях, по глазам угадывала мужские желания и старалась не разочаровывать их. Так попала она в город, получила квартирку, поступила в консерваторию и была уверена в своей карьере. Одевали её хорошо.

3

В большом кабинете с мягким диваном и креслами, с полками из орехового дерева с подсветкой, которые были заставлены книгами, материалами съездов и пленумов КПСС, сидели напротив друг друга двое. Ректор консерватории, кандидат исторических наук Кирилл Владимирович Чепурной был мрачен. Лицо его напоминало большой высохший лимон. Он достал из тумбы ректорского письменного стола два бокала, початую бутылку и плеснул в хрустальные сосуды немного коньяка.

– Какой же ты, Степан, дурак!

В критических ситуациях ректор становился со своими сослуживцами запанибрата и переходил на «ты». Это считалось поощрением. Амалию он хорошо знал, встречал её в обществе горкомовских работников, да и сам был бы с ней непрочь. Но отношения с женой в последнее время резко обострились. Это она, пыша гневом и всегда подозревая Кирилла Владимировича в неверности, в упрёк ему рассказала ходивший по городу свежий анекдот, который он находил отвратительным, особенно в устах своей жены. Анекдот был лаконичным и дерзким: