Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме

Но в то же время скорость в буквальном смысле смертоносна. Автомобиль — орудие насилия и разрушения, машина «массового убийства», как выразился Норберт Элиас[83]. По оценкам Всемирной организации здравоохранения, ежегодно на дорогах мира погибает более миллиона человек. Этот показатель имеет разную величину в различных странах, достигая особенно высокого уровня в Латинской Америке и Африке. Тем не менее ответственность за безопасность дорожного движения по большей части возлагается на участвующих в нем индивидуумов. Автомобилизация продолжается только благодаря отрицанию ее смертоносности[84]. Дорожно-транспортные происшествия рассматриваются не как нормальные социальные события, а как сбои в естественном ходе вещей. При наличии нездоровой любви СМИ к впечатляющим автокатастрофам, которые по-прежнему занимают заметное место в арсенале создателей голливудских боевиков, обычные ДТП попадают в новости лишь в той мере, в какой они создают препятствия движению транспорта.

Однако автокатастрофы — вещи предсказуемые и предотвращаемые. Как скажет вам любой специалист по STS, техническое решение проблемы опасного вождения — не камеры контроля скорости и не пресловутые «лежачие полицейские», о которых пишет Латур. Для того чтобы обуздать скорость, нужно разрабатывать и выпускать менее быстроходные машины. Тем не менее в основу конструкции автомобильных двигателей и их рекламы кладется их способность быстро ускорять машину и разгонять ее до больших скоростей. Автомобиль — не только транспортное средство, но и сокровенная вещь, выражающая индивидуальность владельца и выбранный им образ жизни. (Должна признаться, что даже я не устояла перед соблазном скорости: в 18-летнем возрасте в Австралии у меня был спортивный автомобиль MG, и при езде на нем мне нравилось ощущение единения с дорогой.) Как утверждается в романе Дж. Г. Балларда «Автокатастрофа», автомобильные аварии даже могут становиться объектом сексуального фетишизма. Несовместимость свободы перемещения, которую сулит автомобиль, с реальностью, заключающейся в длительном малоподвижном существовании среди пейзажей, в которых преобладают забитые машинами автодороги, в наши дни еще сильнее бросается в глаза. Однако сейчас главное место в нашем воображении занимает скорость информационных потоков, а не скорость автомобилей.

Темп жизни в большом городе

Таким образом, чувство ускорения сопутствовало развитию западной современности с момента ее зарождения. Интенсивное использование времени — в первую очередь черта современного большого города, так как он создает широкие возможности для взаимодействия на небольшом пространстве. По мере того как мы вступаем в эпоху, когда в городах живет более половины мирового населения, а глобальные города вырастают как грибы — сейчас их насчитывается в мире около семидесяти, — к опыту городского существования приобщается все больше людей[85].

В этом контексте вновь обретают злободневность работы Зиммеля. В противоположность прочим социальным теоретикам Зиммель считал ключом к современности вовсе не промышленное предприятие, индустриальное производство или его рациональную организацию, а большой город. Его идеи об ускорении темпа жизни в Европе эпохи fin de siècle, его рассуждения о духе времени (zeitgeist) носят такое сходство с постмодернистскими дискуссиями о нашем современном образе жизни, что я хочу пересказать их.

В «Философии денег» Зиммель анализирует эфемерность и краткость, которые стали отличительными признаками современной темпоральности. По его мнению, существует врожденная связь между ростом темпа жизни в городах и спецификой денег. Более того, он проводит прямую параллель между следствиями математического характера денег и широким распространением карманных часов: «подобно деньгам как мерилу абстрактной стоимости использование часов для отсчета абстрактного времени порождает систему крайне детализованных и однозначных соглашений и критериев, наделяющую во всех иных случаях недостижимыми прозрачностью и исчислимостью события жизни, по крайней мере в том, что касается практического контроля над ними»[86].

Деньги выполняют свою функцию лишь в ходе своего обращения, и это ускоряет все виды деятельности, связанные с деньгами, обеспечивая их непрерывность. Производство, транспорт, торговля, потребление — все это может существовать лишь в постоянном движении, что революционизирует пространственно-временные координаты социальных взаимоотношений. Всеохватная динамика денежной экономики, втягивающая все и вся в процесс обращения, подрывает стабильные и постоянные отношения и создает временную констелляцию отношений, в рамках которой все течет и надежные точки опоры отсутствуют.