Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме

Выше было описано, каким образом рост числа домохозяйств с двумя кормильцами в сочетании с изменением требований, предъявляемых к родителям, способствует усилению ощущения нехватки времени. Однако этому объяснению ничуть не противоречат еще два аргумента. Первый из них связан с насыщенностью самого досуга, проистекающей из стремления ко все более интенсивному потреблению товаров и услуг[138]. Второй имеет отношение не столько к смене поведения, сколько к тому, как это отражается на вытекающем из него чувстве «загруженности»: «Усиление деловитости может отчасти отражать все более позитивное отношение к „загруженности“, порождаемое его связью со все более насыщенным образом жизни самых привилегированных групп в развитых обществах»[139]. Сегодня показателем высокого социального статуса является не столько показная праздность, сколько показная погруженность в работу, отнимающую много времени.

«Загруженность» является субъективным состоянием, проистекающим из оценки индивидуумом своих недавних или ожидаемых моделей работы с точки зрения текущих норм и ожиданий. Однако для того чтобы загруженность становилась поведением, наблюдаемым извне, она должна находить отражение в большой продолжительности оплачиваемого труда и в насыщенности работы и досуга, то есть в частой смене и большом разнообразии занятий. (Кроме того, очевидным показателем загруженности служит многочисленность одновременных дел: здесь эта тема не затрагивается, но, как будет указано в следующих главах, она представляет собой ключ к цифровой эпохе).

Гершуни не находит серьезных доказательств таких объективных изменений поведения, связанных с загруженностью. Если продолжительность рабочего дня у высококвалифицированных групп действительно выросла по сравнению с низкоквалифицированными группами, то в целом продолжительность оплачиваемого труда снижается и у мужчин, и у женщин. Примечательно, что не наблюдается увеличения интенсивности занятий (как в рабочие, так и в выходные дни). Хотя эти эмпирические факты не могут служить доказательством изменений, затрагивающих загруженность как социальную конструкцию, Гершуни считает, что они не противоречат его аргументам. При отсутствии поведенческих изменений объяснение должно заключаться в изменении культурного смысла загруженности. Таким образом, парадокс нехватки времени отчасти объясняется тем, что отныне «знаком отличия» служит загруженность, а не праздность.

Соответственно, согласно этой точке зрения, загруженность — в первую очередь культурная ориентация. Несомненно, этот аргумент созвучен репрезентации некоторых групп — таких как финансовые трейдеры и руководители крупных компаний, — которые делают ставку на напряженную карьеру, требующую от них гореть на работе, и статус которых зависит от их склонности к трудоголизму. Однако параллель с праздным классом Веблена, при всей ее поразительности, преувеличивает свободу этого нового вышестоящего класса, чей активный труд главным образом является итогом мер по повышению управленческой эффективности. Пусть эти люди являются адептами сверхскоростной трудовой культуры, но важно подчеркнуть, что так происходит не только вследствие их личного выбора.

Эти соображения особенно актуальны с учетом той степени, в которой наниматели на протяжении последних десяти с небольшим лет пытались перевести многих высокооплачиваемых работников, имеющих полный пакет социальных льгот, на положение нанимаемых по случаю и контрактных работников. Те управленцы и представители свободных профессий, которые пережили это, вынуждены больше работать, чтобы иметь гарантии против увольнения и повысить свои шансы на повышение. Длинный рабочий день — главный способ продемонстрировать нанимателям свою лояльность и амбициозность. Сопутствующей тенденцией в экономике было вторжение плановой работы в послерабочее время и выходные дни. Глубокое влияние мобильных технологий на график работы — тема последующих глав. Дискуссии о символическом статусе загруженности как минимум должны принимать во внимание изменение условий найма и беспокойство в отношении гарантий сохранения работы.

Более того, мужчинам гораздо легче погрузиться в культуру показного труда, чем женщинам. Несмотря на сближение мужских и женских чаяний в отношении напряженной управленческой или профессиональной карьеры, мои исследования в сфере корпоративного менеджмента показывают, что женщины отличаются от мужчин в плане семейного положения[140]. В то время как сожители значительного числа руководящих менеджеров-мужчин не имеют оплачиваемой работы, женщины-менеджеры в большинстве своем живут в семьях с двумя кормильцами. Поэтому женщины с большей вероятностью сталкиваются с конфликтом между карьерой и семейной жизнью. Упуская из виду эту проблему, Гершуни создает впечатление гендерной нейтральности нового мира труда. Изменение норм загруженности — элемент, жизненно необходимый для решения парадокса нехватки времени, но нам следует сохранять бдительность в отношении последствий, равно соблазнительных для всех.