Временник Георгия Монаха

— Видел я, Валентиниан, сказал он, /239б/ что благочестивые цари <и> без помощи войска часто достигали победы, и покоренные противники становились данниками опередившей (их) победы[2149]. Та[к] божественный Константин, с помощью Божией [возвысившись, Ликиния, Божьего мучителя], потопив, погубил; так и /И376/ славный Валентиниан, твой отец, /Б566/ царством управлял, благополучнейше сохраняя его невредимым от врагов, <так как> Бог защищал[2150] его, и в бесчисленных битвах <невероятные> победы над противниками одержал, множество разных варваров погубив. Валент же, твой дядя, Бога терзая, <осквернил церковь>, скверный, убийством святых и изгнанием святителей и священников и по воле Божией сгорел, готами иссеченный[2151] и побежденный. А ты, идя на войну, держишься имени еретика? Правильно верует во Христа[2152] Валентиниан, /239в/ неправедно изгнавший тебя из царства. Твое неверие помогло Максим(ин)у. Он мучитель только против царя, ты же начал [войну] против Господа <Бога>. Я дам тебе войско и окажу тебе помощь. Но если мы Христа разгневаем, кому будем молиться, воюя?

Так и более того наставлял Феодосий Валентиниана и в правую веру привел. ^-Ф

^-Ф А между тем, когда мать Валентинианова умерла, Феодосий, как верующий, помня благодатное царствование и благодеяния Грациановы, на помощь <все> восточные войска привел, отомстив за кровь праведного, и на царский престол посадил Валентиниана, изгнав мучительство. Сам же <после этого> вошел в Рим и, отпраздновав победу, в свое царство возвратился. ^-Р /Б567/

Итак, в те дни, когда благой Бог /239г/ возвел Феодосия, великого царя, и дал ему престол греческого царства, он взял в жены себе дочь предыдущего царя, Галлу Плакиду вдову, и она родила ему двух сыновей, Аркадия и Гонория. Когда же отроки подросли, пришло время учить их Священным словам. <И> послал по всей вселенной своего царства искать мужа ученого и постника, поистине украшенного страхом Божиим, имеющего великое разумение Бога, желая отдать ему своих сыновей, чтобы он научил их всему <Божественному> и человеческому писанию. Он не хотел отдавать их <в школу>, где другие дети учатся, чтобы они не научились от других детей тому, чего Бог не желает, и не привыкли к словам бесполезным и вредным.

Рассуждая таким образом, царь, /240а/ как было сказано, все старание приложил, /И377/ чтобы обрести такого мужа. И разослал по всей стране своей повеления, но не смог найти никого по своему замыслу: находил то мужа ученого, но не боголюбца, то <наоборот> находил боголюбца, но не ученого[2153]. Отроки же подросли, а он не решался послать их в школу к учителю из-за <выше>сказанного. И, не найдя, кого искал, послал в Рим, к царствующему тогда в Риме царю, прося у него такового мужа, написав ему: "Великий дар мне будет, если сделаешь мне это".

1. А царь римский, призвав папу, показал ему грамоту царя Феодосия, говоря:

— Нельзя /240б/ нам не выполнить <эту> его просьбу, так как он равный нам царь. Ведь позор для нашей власти, /Б568/ если не сыщем в великом Риме такового человека.

<И>, расспрашивая, искал, и не нашел. После долгих обсуждений и размышлений об этом, сказал папа царю:

— Есть у нас диакон один, девственный, со своей сестрой девой[2154]; имя ему Арсений. Другого подобного ему нет. Его отправь ему. Такого желает царь Феодосий для обучения детей своих всему[2155] знанию божественному и человеческому. Но не ведаю, захочет ли он, <ибо> давно уже он отрекся от учительского дела и всех книг. Однако же, если повелит твоя власть, то, <может быть>, призовем его и направим[2156] на это.

Услышав это, /240в/ царь очень обрадовался и, послав, призвали Арсения. Когда тот пришел, сказал ему царь:

— Не забыла наша власть Божией жизни твоей и добродетельного твоего жития, и мы всегда, слыша о твоем <добром> поведении[2157], очень радуемся этому. Поскольку царствующий с нами Феодосий прислал к нам просьбу[2158], прося послать ему такого человека, чтобы мог обучать детей его во всем благочестии и мудрости — из-за этого призвали тебя, как живущего по Богу, чтобы ты отправился к нему и по благодати, которую дал тебе Бог, обучил их. Ибо мы изволили <поручить> это дело не кому <придется>, но твоей добродетели.

Арсений же, отвечая, сказал царю:

— Благочестив<ейший> наш царь, <разве> не ведает пресвятой /И378/ отец наш <папа> о ничтожности <моей>, что я давно не занимался /240г/ внешней философией; особенно после того, как я, недостойный, рукоположение сие принял, и не заглядывал в книги /Б569/ о таковых науках.

Папа же, <выслушав>, начал[2159] говорить ему: