Время добрых дел. Рождественский рассказ

Капитан Бартез сам был не рад тому, сколько хлопот доставляет он этой семье своими визитами. Но и приходить реже он был не в силах. Не так много было радости в жизни тридцативосьмилетнего служаки, прошедшего несколько войн, чудом оставаясь живым после тяжелых ранений. Он был начитан, умён, был отличным собеседником. Приходя под пустяковым предлогом, он заводил разговоры о том, что происходит в мире, восхищался прогрессом, меняющим облик городов, вспоминал о случаях в полку, мог обсудить какую-нибудь пьесу и к месту процитировать лучшие романы своей молодости.

В этот раз он принёс отрез голубого шелка, спросить, качественная ли ткань, и годится ли в подарок племяннице на именины.

Мать Эвы, обычно хозяйничающая на кухне, в этот раз осталась в комнате. Она, перекладывая посуду из одного шкафа в другой, украдкой посматривала на капитана, на его румянец, вспыхивающий, когда он говорил что-то особенно интересное о своей жизни. Эва слушала внимательно и не перебивала его, хотя эти разговоры ей казались очень однообразными.

– А помнишь, Эва, свадьбу прелестной Кати с капитаном Пэлгрейвом? – мать Эвы будто невзначай завела разговор, услышав упоминание о тяжелом ранении капитана Пэлгрейва. – Какая это была красивая свадьба! А цветы какие были, цветочница Беатрис превзошла тогда саму себя! Они венчались в большом соборе в городе, капитан Пэлгрейв был так добр, что забрал их семью в город.

– Мама, для чего это? – смущенно перебила её Эва.

– К чему же я говорю? Ах, не слушай меня, вспомнилось, а к чему не знаю.

– Рана была очень тяжела, да? – продолжила Эва разговор с капитаном, который был растерян и даже немного смущён.

– Да, я не мог и пошевелить ногой, – рассеянно ответил Бартез, потеряв нить рассказа. – Я хотел сказать, он не мог и пошевелить плечом, капитан Пэлгрейв. А сколько крови было… Впрочем, к чему эти пустые разговоры, вам, право, не интересно это.

– Напротив, мне очень интересно, – поспешила заверить его Эва.

Капитан Бартез вскоре ушёл, ссылаясь на дела. Мать Эвы смотрела, как он шёл, задумчиво глядя на тропинку и прихрамывая на левую ногу. Он щурился, глядя на море и в сотый раз давал себе слово, что не будет больше таким нерешительным и выберет наконец между привычной, монотонной, но безрадостной жизнью холостого офицера в отставке и переменами, смысл которых ещё сам не осознавал ясно. Он, как всегда, проходил мимо двух домов – дома моряка Лотера и ещё одного, поменьше. Этот загадочный дом не первый раз привлекал его внимание порядком и красотой. Мелкие и крупные, густо-красные и нежно-голубые цветы росли здесь чинно и аккуратно, будто по какому-то строгому цветочному уставу.

Мать Эвы, забирая очередную пачку писем и отсчитывая монеты, объявила страннику, что не в этот, так в следующий месяц капитан сделает предложение Эве и они переедут в город к январю. Так что странник должен заранее искать себе новое пристанище, если не хочет остаться на улице.

Странник начал прохаживаться по комнате, то вглядываясь в стопку книг, то подходя к окну в серьезной задумчивости. Потом он, будто решившись в один момент, прошёл в комнату, где была Эва.

– Эва, то, что я сейчас скажу, изменит вашу жизнь очень сильно. И я не знаю, к лучшему это будет или нет. Но и промолчать я не вправе.

– О чём вы? – отстранённо спросила Эва.

Странник серьезно посмотрел на неё, выжидая паузу.

– Ваш муж жив, – наконец произнёс он.

– Где он? – спросила Эва, медленно и аккуратно поставив тарелку на стол и взявшись за спинку высокого стула.

– Он живёт в нескольких милях отсюда. Если вы поедете сейчас же, то застанете его на рынке, там он продаёт вырезанные из дерева поделки. Спросите, как найти калеку Паскаля, сейчас он так себя называет.

Её взгляд, казавшийся ещё минуту назад потухшим и безразличным, без единого намёка на надежду, вдруг стал одновременно печальным, напряженным и решительным. Нет, она не плакала, как обычно плачут женщины, хотя в её душе всё перевернулось. Разом пробежали у неё перед глазами и четверо детей её, о Боже, как же они выросли, пока не видели отца! И капитан Бартез, прямой, как шпага, с маленькими усиками на румяном, добром лице. Вспомнились неукротимые бури, море, готовое выплеснуть свой гнев на всякого, кто посмеет усомниться в его величии, в его праве вершить судьбы и забирать жизни. Море милует, море судит… А другие так и остались там, не вернулись, об этом тоже подумала она.