Время добрых дел. Рождественский рассказ

Через три часа Эва уже была на рынке, у рядов с рождественскими украшениями, и обнимала своего мужа, пока тот закрывал глаза грязной от красок рукой. Он молчал, не в силах сказать ни слова, и не понимая, наяву ли это происходит. С Эвой была её старшая дочь, которая стояла в стороне, робкая и всё понимающая. Как она не верила пять лет назад, что отец погиб, мечтала, что однажды придёт и всё изменится, станет лучше, чем без него и даже лучше, чем было с ним. Потом, с той же горячностью она верила, что капитан Бартез вот-вот сделает матери предложение, что проявит наконец решительность, неужели военные могут быть такими нерешительными? – думала она. Каждый раз, когда она видела свадебное платье в доме, она в тайне мечтала, что это для её матери. Сейчас же она не знала, что думать. Она ругала себя за то, что не могла всей душой откликнуться на счастье, поблагодарить Бога за чудо, но не могла ничего с собой сделать. Она видела ещё долгие годы бедности впереди, возможно, ещё более тяжелой.

Оглянувшись на людей вокруг, Эва объяснила:

– Думала, мужа море забрало. Пять лет как. А теперь нашла его. Слава Богу! Ничего, всё будет, – добавила она. – Заживём.

– Почему не сказал? – обратилась она ласково и одновременно строго к мужу. – Почему таился? Покажи ноги. Ничего, всё будет.

Вокруг них стала собираться небольшая толпа. Тут были и деревенские, и люди из города в дорогих шляпах, и мальчишки, почуявшие новости и старухи, всхлипывающие в платки.

В толпе показалась мать Эвы. Она не торопилась подходить к дочери и её мужу, смотрела на них с болью в глазах.

– Пустите! Там моя дочь, – наконец решилась сказать она.

– Мама! Флоран мой здесь, – кинулась к ней Эва.

Сам Флоран не отрывал руки от глаз, было видно, что по его руке текли слёзы, растворяя свежие пятна краски.

– Эва! Я ищу тебя целую вечность! – громко сказала мать Эвы, потом перешла на шёпот: – Пришёл капитан Бартез. Он хочет с тобой поговорить, – она сделала упор на слове «поговорить», будто вкладывала в него совсем другой смысл. – Каролина сказала, что он был сегодня у ювелира, – добавила она, довольно запрокинув голову, поправляя красивые каштановые волосы дочери.

– Мама, сегодня ли думать о капитане Бартезе?

– Не то главное, когда ты о нем думаешь, а когда он о тебе думает, – начинала сердиться её мать. – Послушай разум свой, а разума нет, меня слушай!

– Пойди, скажи капитану, что мой муж нашёлся, – отвечала ей Эва, крепче прижимая руку мужа к своей груди. – Уберёг Господь от греха, – добавила она и перекрестилась.

– Я не Флоран. Моё имя Паскаль. Простите. Я не знаю вас, – отрывисто и хрипло ответил он. – Должно быть, вы ошиблись.

Наконец он убрал руку от лица. Все увидели его глаза – чистые голубые глаза, морщины с въевшейся сажей, обветренное лицо бывалого моряка.

– Я Паскаль. Извините, – повторил он твёрже, густо кашляя через каждое слово.

– Вот видишь! – победно заявила мать Эвы, поправляя шаль. Потом добавила, повернувшись к толпе: – Она спутала, спутала. Совсем горем себя извела. И не он это, не он.

Толпа вокруг заохала, кто-то продолжил прерванный сценой воссоединения разговор, старухи наспех стали вытирать слёзы, будто стыдясь своей доверчивости. Остальные вдруг вспомнили о своих делах, вернувшись к торговым рядам и придирчиво подбирая что-то для украшения своих домов на праздники. Человек, назвавший себя Паскаль, отвернулся от Эвы и её матери, вытащив из мешка обрубок древесины, над которым только начал работать. Дрожащей рукой он взял нож и начал старательно стесывать тонкие слои, задавая форму будущей фигурке.

– Идём, девочка моя, идём, – мать Эвы положила ей руки на плечи и увела.

После заката две фигуры появились на пляже. Так происходило каждый день. Высокий, прямой человек опирался на трость и смотрел на исчезающий закат, его сопровождал слуга с небольшим саквояжем.

– Господин д’Альтье. Завтра приезжает доктор, какие будут распоряжения? – спросил слуга.

– Что? Нет, никаких распоряжений. Доктор будет показывать чертежи, – бегло ответил д’Альтье. – Ты, верно, хочешь спросить, что за чертежи привезёт доктор?

Слуга, конечно, не хотел ничего спрашивать, он был молчалив и угрюм и никогда не хотел знать больше, чем нужно, но, как много раз прежде, он задал вопрос, который от него ожидал хозяин.

– Да. Какие чертежи? – со скукой спросил он, перехватив саквояж другой рукой и вглядываясь в яркие окна трактира.

– Это будет лечебница. Моя жена нашла место неподалёку, – он показал тонкими пальцами на запад и задумался. – Я думаю, будет трудно построить всё так, как мы задумали. Но мы справимся. Как справляемся со всем тем, что свалилось на нас… Крест тяжёл, но это наш крест… Доктор оказывает нам неоценимую помощь, он готов взяться за все финансовые дела, он говорит, что есть много нюансов… Я рад, что мы строим больницу. Я чувствовал, что мне нужно сделать ещё больше, создавать, а не разрушать, отдавать, а не брать.

– Господин д’Альтье, так вы и так всё отдаёте, ничего не осталось.

– Человек и должен отдавать больше, чем получает сам, только так добрые дела приумножатся.