Время невысказанных слов

— Я как будто в «Бесприданницу» попала, — призналась я ошарашено, когда через полчаса после заселения мы вышли на улицу.

— Не удивлюсь, если она с тех времен и стоит, — сказал Марк. — Заметила, как подмигивал администратор?

— Еще бы. — цокнула я языком. — Он, видимо, в восторге от твоих перспектив провести эту ночь не с кем-нибудь, а со мной!

Марк захохотал над моим выражением лица.

— Ты могла бы отлично играть на сцене. Знаешь, у нас на курсе есть девчонки, глядя на игру которых я все время вспоминаю о тебе.

Я фыркнула. Мы переходили через дорогу и шли наобум по широким улицам.

— Что, все так плохо?

Грозовский закатил глаза.

— Ладно, а если серьезно… Не жалеешь, что выбрала журфак?

Я насмешливо посмотрела на него:

— Марк, я выбрала журфак еще в десятом классе. Разумеется, я не жалею!

— Я знаю, да, просто…

— Кажется, ни разу за тот год я не сказала, что готова променять свои мечты на сцену любительского театра!

— Да не любительского!

— Какая разница, Грозовский!

— Просто я видел, слышал тебя! Я помню, как у тебя загорались глаза перед каждым выходом на сцену! Помню, как самозабвенно ты репетировала!

— Всего лишь удачное попадание с образом. Если бы мне так не нравилась эта пьеса, я бы просто отказалась, и ничего бы не было.

— Нет. Неважно, что это было, твоя Аня, или «Собака на сене», или «Тартюф», ты все равно играла…. У тебя горели глаза. А загораешься ли ты так сейчас?

Я задумчиво посмотрела на старый потрескавшийся от времени дом.

— Да, — наконец ответила я. — Я довольна. Я ни о чем не жалею.

— Правда?

— Ну конечно. Откуда вообще сомнения?

Марк пожал плечами.

— Пойдем пообедаем? — предложил он, меняя тему. — Я жутко хочу есть.

Мы оказались в какой-то кафешке, мы не запоминали названий. Но сели у самого окна — на любимые места. Конечно.

И тут полилось!.. Нам было чем поделиться. Мы на самом деле почти не общались в эти месяцы. Новые города закрутили, и тут не на кого было обижаться.

Он много и смешно рассказывал. Смешно обычно хочется рассказывать о самых тяжелых вещах. Вот и он также начал. Про безденежную жизнь. Нет, она, конечно, была не так уж чтоб безденежна — все-таки в Воронеже он тоже работал и копил, но деньги тратились, неимоверно иссякали.

— Пока у матери не брал и с начала нового семестра хочу продолжить эту практику. Закончатся деньги — пойду работать. Все просто.

Рассказывал об общаговских заморочках, бунтах и бойкотах с вахтершами, о пакетиках Ролтон, которые ссужались голодным студентам, о коте, которого приютили и обозвали Студентом, «потому что кот этот — как по-простецки вздыхал Марк — ничуть теперь не отличался от нас». Голодный, но в тепле. Относительном.

Относительном, потому что хоть отопление и имелось, но окна были не утеплены, и сквозняк ходил жуткий. На собраниях общих решили творчески и по-актерски бороться с возникающими проблемами. Обычные выходы из ситуации не рассматривались. Так, например, один выход из «холодной ситуации» был найден. Ввиду отсутствия тепла, все будущие актеры переезжали в университет, где в «каморке» или учебной театре — так называлось место репетиций курса Марка — можно было репетировать и литрами пить чай. Можно было читать при свете лампадки — маленького светильника — чтобы сторож не «запалил». Можно было уподобиться заговорщикам и сидя тесным кружком рассказывать друг другу стихи.

— Мы и так практически не выходим из университета. И это… здорово, понимаешь? Как будто в студии Смирнитского, но взрослой. Как будто мы перешли на ступень повыше.

— Я тоже недавно думала этими же словами. Что все мы вышли из студии Смирнитского. Как много она дала, просто потрясающе…

— Как Яша?

— Я не застала его — я же была в самый разгар каникул. Он у родителей в Германии.

— Когда же он уже женится?

— А ты что, в кумовья наметился?

Он засмеялся.

— Послушай, так может, мы правда просто поднялись на уровень выше?

— Так и есть, Марк, так и есть. Но я бы не стала этим особо гордиться.

— Почему?

— Ну наверно потому, что мы еще ничего не сделали. Я, по крайней мере, точно.

Пришла моя очередь рассказывать о своей жизни. Я не сплоховала. Не отстала от Марка. Здесь было все — отчаяние и тоска первый дней, бабка, желание плевать в потолок, станции метро, его запах, фотографии, бесчисленное множество, как хобби, потрясающие знакомые каждый день, шарфы и духовные наставники, переезд, Первокурсник, Насмешева, Стрелин и их компания, и напоследок, на сладенькое — Никита и Мика.

Мы выбрались на улицу, купили путеводитель и решили найти Путевой дворец, в котором царская семья жила при путешествии из Петербурга в Москву.

— Вот бы нам такой дворец в постоянное пользование, — мечтательно вздохнула я.

— Да, а еще бы по личной машине с водителем. Сел, когда захотел, и приехал на встречу.

— Нужно уметь мечтать, Марк. Нужно уметь мечтать.

— Они бы тебе понравились.

— Кудрявая челка Никиты и пенсне, хиппи Мика и ее сумасшедший папашка, помешанный на американцах… да нет, вряд ли, — сделал постную мину Марк. Я пихнула его, он расхохотался.