Время невысказанных слов

— Чаи на балконах, походы по театрам, самым захолустным в Питере, бессонные ночи, дни, заполненные репетициями…

— Это очень напоминает прошлый год. Только в другом ракурсе.

— Согласна. Как будто картинка сместилась, пропала точка опоры, глаз цепляется не за те детали, а за другие. Только теперь ощущения иные. Невесомость. Свобода. И снова хочется танцевать.

Марк нахмурился.

— В чем дело?

— Я… не говорил тебе, но, в общем, перед самой моей отправкой сюда, вчера, я кое-кого встретил.

Я быстро обернулась, пытаясь поймать взгляд Марка. Опустила глаза.

— Кого же?

Он помолчал секунду.

— Максима.

Секунды текли медленно, я смотрела на найденный Путевой дворец.

— Отлично, — ровным голосом отозвалась я, наконец.

— Не знаю подробностей, но, в общем, он сказал, что переводится. Мы мало разговаривали — мне нужно было уезжать.

— Откуда переводится?

— Тоже из какого-то московского, я не спросил. Я просто… ну не знаю, растерялся.

— Максим и актер?! — до меня только дошло.

— Да, я тоже был в шоке. Но он не на актерском, и это тоже не менее странно.

— Где?

— Учится на режиссера.

— Да хватит!

— Серьезно.

— Интересно. — Прежде чем я ответила, прошло не меньше минуты, наверно. Не могла собраться с мыслями. — Он же… он не хотел связывать свою жизнь с…

— Я помню, — развел руками Марк. — Но это Максим, ты же знаешь.

— Уже ничего не знаю.

— Пошли по набережной прогуляемся?

— Эту набережную надо сначала найти. И как он выглядит? Как он вообще?

— Отлично. Правда. И так легко со мной заговорил! Я думал, он, ну не узнает меня, точнее, сделает вид, что не узнал. А он обрадовался.

— Ну это же ты, Марк. Его друг. Ты, не я, — замороженным голосом откликнулась я.

— Он мог предположить, что я все расскажу тебе.

— А он… не спрашивал обо мне? — тихо спросила, стало стыдно. Да, Трубецкая, вот чего тебе хочется? Нет, нет, правда. Я не хочу, просто… я, наверно, соскучилась?

Облокотившись на перила, мы смотрели на Волгу. Я погрела руки и надела перчатки. Было холодно, но пока терпимо.

— Нет. Он не спрашивал о тебе. — отчетливо выговорил Марк и как верный голос моей совести, задал следующий вопрос: — А что, ты хотела, чтобы спросил? Зачем?

Я пожала плечами.

— Брось, ты же знаешь, что это не нужно, — тихо сказал он. — Ты сама за это боролась всю зиму.

— Да, знаю.

— Это тогда ты ничего не понимала и все-таки знала, что не полюбишь его. А теперь-то что?

— Да. Все это ясно, конечно, но кроме всего прочего я еще и спала с ним. — Разлепила я, наконец, губы. — И мне стыдно бывает… иногда, но, глядя сейчас на то, что происходило между нами в прошлом году, я понимаю, что все было правильно. И с моей стороны и с его. Нам нужно было пережить этот роман, мне — чтобы вылечиться.

— От Андрея.

— Да. Ему — чтобы перешагнуть через это. Чтобы прийти к тому, что он пришел.

— К этому режиссерству непонятному? — поразился Марк.

— Нет, — я помотала головой. — Знаю точно, он сомневался в себе. Он не знал, чего хочет. Он поступил на юрфак МГУ, потому что так хотел его отец. Но он не знал, чего хочет сам. И, видимо, сейчас он знает, что делает. И хочет этого. Так что… все не зря.

Помедлив немного, я сказала:

— Но мне было паршиво, когда он уходил. И это… естественно. Это было, конечно, не повторение истории с Андреем, но казалось, что я… что мы… совершаем ошибку.

Мы замолчали, прислонившись спиной к парапету моста.

— Пошли выпьем кофе?

— Нет, только не кофе. — Застонала я. — На журфаке я пью только кофе. Там вся атмосфера к этому располагает. А дома ненавижу его всеми фибрами души.

— Глядишь, привыкнешь.

— Ха-ха, это вряд ли.

Мы зашагали по улице к ближайшей кафешке. Я спрятала руки в карманы.

— А красиво здесь, правда?

— Очень.

Последний спектакль. Максим уже ушел. Я знала, что он не вернется.

Я полежу еще немного, правда, я сейчас встану, неужели ты сомневаешься? Как это глупо… Я встану и конечно — что там? — начну собираться, готовиться, наносить грим для последнего спектакля… Ты… не веришь мне? Может быть, это и правильно, я в последнее время все вру так успешно, что порой забываю, где вранье, а где правда. Все дело в сноровке, понимаешь? Это несложно, я тебя научу. Сначала ты заставляешь себя, принуждаешь, говоря, что это все другое, это не ложь, просто ты еще никогда не сталкивался с этими чувствами. Каково, а? Первый шаг сделан. Даже если не нравится. Затем, раз на третий, ты ловишь себя на мысли, что дело идет намного быстрее. Слова — неправды — вылетают мгновенно. Почти мгновенно, ты ведь еще не профессионал. Так постепенно, постепенно вранье становится твоей второй кожей. Ты с ног до головы в этих узах, только распутать себя намного сложнее, чем жить с тяжестью внутри.

И ты не распутываешь.

Ну как, не притомился?

Ты не распутываешь, все правильно. А потом в один миг тебя накрывает так, что тяжело дышать, как если бы заставлял себя нырнуть, прыгнуть со скалы, а потом все же прыгнул и ушел глубоко, так глубоко, что казалось бы все, конец. Но нет, кто-то тянет тебя наружу, делает массаж сердца, искусственное дыхание, и ты с болью, с кашлем, разрывающим легкие, понимаешь, что жив.