Время невысказанных слов

— Кто бы мог подумать, что именно с ним ты покажешься у меня на пороге? Кто бы мог подумать, что именно с тобой он начнет общаться в твоем кафе, что именно к нему тебя направит судьба… или что там есть…

— Да, — протянула я. Я тоже думала об этом.

— Я ведь сразу узнала его. Он — копия твоего отца в молодости. Просто одно лицо.

Ну да, моего отца. Забавно.

…Протягивает мне руку — я отворачиваюсь. Закидываю руки за спину, независимо смотрю в сторону. Он закуривает, предлагает зайти в кафе — соглашаюсь с холодностью и одолжением монарха. А когда сажусь за столик, рядом появляется официант, который неожиданно вместе с меню кладет мне на стол букет ромашек. Ромашки зимой! Я неожиданно улыбаюсь широко и искренне. Слабнет броня-то, слабнет.

Отец улыбается в ответ, я отворачиваюсь, улыбка гаснет.

Мне 14, зима, отец с упорством достойным лучшего применения мотается в Воронеж, говорит, что ко мне. Не верю или предпочитаю не верить — еще сама не разобралась. Встречаюсь с неохотой, после длительных уговоров.

— Я понимаю, конечно, что ты пытаешься завоевать мое расположение. И наверно как можно скорее. Как ни крути, но хоть ты и москвич, а кучу денег выложить за эти ежемесячные поездки ты вряд ли готов! — протягиваю я, глядя поверх меню.

— Не волнуйся, — сдержанно отвечает он. — Я справлюсь.

— И наверное следующим твоим этапом будет привоз всяких подарков, правда?

— Зачем? — он делает непонимающее лицо.

— Так пытаются купить детей, перед которыми в неоплатном долгу, — любезно поясняю я.

— Какой смысл начинать, если долг-то неоплатный! — замечает он.

— Правильно, — говорю. — Можно и не пытаться тратиться, только себе ведь в ущерб!

— Ты определись, как к этому относишься: мне начинать, или даже не пытаться? — просит он. У него такое комичное выражение лица, что я не выдерживаю и улыбаюсь.

— Ну, одним букетиком ромашек явно не обойдешься! — цежу я. — И вряд ли мне это нужно…

— Почему?

— Ты же не передо мной в долгу, я тебя не знала — особо не горевала! А вот перед мамой ты мог бы и извиниться. Хотя вообще не вижу особого смысла в твоих действиях. Зачем тебе это нужно, признайся! Грешки замаливаешь?

— Варя… — начинает он. Но я уже не слушаю. Больше всего мне хочется сейчас не заплакать. Я слезаю с высокого стула и ухожу.

Но ромашки я все-таки не забываю.

Эти ромашки, которые он дарил мне каждый раз, будут преследовать меня и через много лет. Я буду находить их среди зимних и летних вещей, в забытых сумках, в карманах пальто и между страницами любимых книг. Оторванные лепестки и засохшие стебли — знаки, которые были дороже всех несделанных им подарков, которые и не нужно-то были, по правде говоря.

— Варвара, — начинает мама. Она сидит на стуле, закинув ногу на ногу, тушит сигарету в пепельнице.

— Ты же бросила, — прерываю я ее.

— Бросила, — соглашается она, вытирая пальцы. — Так расскажи мне, почему ты так себя ведешь с отцом? Мне кажется, ты становишься с ним такой противной девочкой, которую я и не знала никогда.

— А почему это я слышу от тебя? — пораженно интересуюсь я. — Ты же сама, сама! Сама учила меня, как я должна вести с ним, ты сама рассказывала мне про него все! Все! Так неужели ты забыла?

Она усмехается.

— Я не забыла, конечно, нет. Но не надо мстить за меня. Мы обо всем поговорили с ним. Все обсудили. Не надо жить моими ошибками, Варвара. Не пытайся судить его за его вину передо мной. За это могу судить его только я, да и то, по правде говоря, не могу. Нам не дано такого права. А я…я хочу, чтобы ты узнала его.

— Это что, такая своеобразная форма мазохизма? А не боишься, что он переманит меня на свою сторону? — спрашиваю с вызовом.

— Нет его стороны, моей стороны, как ты этого не понимаешь! Он ошибся, да, но сейчас он искренне пытается с тобой познакомиться, тебя узнать! У него нет других мотивов. Он мотается к тебе из Москвы. Его семья знает, что он ездит сюда к тебе. Просто…дай ему шанс. Надо уметь прощать.

— Кому надо? — интересуюсь я задумчиво.

Я не уступаю. Я не хочу отступать. Но…и не могу отказаться от этих встреч, засасывающих своим постоянством. Помимо воли… мне интересно. Наши взаимные пикировки очень долго были единственным средством нашего общения, и лишь много позже я поняла, что эти пикировки были лучше всякой дружбы, он сразу же нашел ключик ко мне, но успешно делал вид, что играет по моим правилам. Глупая девчонка наивно думала, что руководит парадом, а он на самом деле, давно руководил парадом вместе со мной.

Я получала свой букет ромашек и дюжину острот больше двух лет. И в последнюю нашу зимнюю встречу я почувствовала… что-то иное. Что-то, позволяющее выйти за рамки обоюдного остроумия и поговорить, наконец, по душам.

Я пришла тогда на вокзал, хотя никогда не приходила раньше. Я пришла, потому что накануне он спросил, не хочу ли я проводить его на поезд, и я бойко ответила, чтоб и не мечтал. Он тогда, помнится, еще смеялся. И все началось, как ни странно, с прощания…