— А что повторяли они, сидя в кругу, ты так и не узнал?
— Узнал, почему же… Всю дорогу мне потом это вслед неслось: «Мы нашли свой дом, мы нашли свой дом, мы нашли свой дом», — вот что они говорили.
— Ну а теперь, — протянула Владилена, — что делать-то будешь? Ты же, говорят, любитель по городам мотаться…
Миша рассмеялся.
— Нет, вот что я больше не сделаю, так не буду перемещаться и семью свою мотать. Во-первых, мантры этих отчаявшихся у меня так долго в голове звучали, что наверно, я все же соглашусь, что нашел здесь свой дом, — улыбнулся робко певец. — А, во-вторых… пусть Луи остается только в моих мечтах. В какой-то степени ведь я уже нашел его здесь.
— Подлый трус, — заулыбалась Владилена.
— Да, кстати, а знаете, что самое забавное, — перешел на веселую ноту Михаил, — что когда мы на следующее утро с моим другом пошли искать этот дом, про который я якобы спьяну ему рассказывал, хотя уже не спьяну, мы ничего не нашли. Весь лес прочесали. Он же говорил, что у меня явно белая горячка была, потому что он этот лес с детства от корней деревьев до вершин знает и прочесывал его не раз и не два вдоль и поперек. И никакого дома, представьте себе, там не было, и быть не могло.
— Что же это было? — поинтересовался Анатолий.
— Сказал бы я тебе. — Миша пожал плечами.
Мы помолчали.
— Ладно, исследователи, пора за работу, — оглядывая зал, заметила Владилена и двинула к столикам. — Анатолий, Битлз выключи, прошу тебя!
— Слушай, — сказала я Мишке. — У меня к тебе разговор.
— Да? — посмотрел на меня певец.
— Тут, пока тебя не было, кое-что произошло…
Кое-что действительно произошло. Вчера. Точнее, произошло это наверняка раньше, но заметила я это только вчера.
Мы с Марком вчера после репетиции зашли в кафе. Настроение на почве примирения было задорное, и мы долго сидели и смешили народ. Для начала вошли в образ чванливой золотой молодежи, выбрали себе столик в центре, презрев остальные, отругали официанта за некоролевское обращение, заказали что-то заковыристое и стали перебрасываться шутками. Официант, а это был Никита, неожиданно успешно подыграл нам. Поднося еду, он всякий раз закладывал руку за спину, вежливо осведомлялся, не дует ли нам и не слишком ли жарко, до достаточной ли температуры разогрет суп и не подать ли книгу отзывов и предложений в связи с недостаточным «подогревом».
Мы отвечали ему в том же духе. Просидели до самого закрытия.
Затем Марка попросил помочь Анатолий, и он скрылся с ним в подсобке, а я отправилась болтать с поварами на кухню.
И выходя оттуда, внезапно услышала музыку. Это было не обычное музыкальное сопровождение в кафе, а живая музыка, звук настроенного пианино. Мелькнула шальная мысль, что вернулся Миша, но потом я осторожно обошла стойку и увидела, что за пианино сидит Тоня. Прошел проигрыш, и она внезапно запела — таким сильным чистым голосом, который и не часто услышишь-то в жизни. Я не хотела показываться ей на глаза и все портить. Я дождалась, когда из подсобки раздадутся голоса — возвращались Марк и Анатолий — и Тоня сама услышала их, быстро свернула свое пение. Я хлопнула дверью кухни одновременно с тем, как открылась дверь подсобки. Тоня поспешно соскочила со сцены.
— Ты что? — спросила она меня быстро.
— Ничего, — ответила я, стараясь отвести от нее взгляд, — Ну что, Марк, пошли?
— В общем, тебе нужно ее послушать, Миша! Если уговорить ее петь с тобой дуэтом… — вещала я, глядя в широко открытые от удивления глаза Миши. — Представляешь, как это будет здорово для кафе?
— Варька, ты гений! — Отметил Миша. — Но права. Надо сначала послушать ее.
— Сдается мне, она часто так играет. Завтра я работаю допоздна… Попробуем.
Миша пожал мою руку.
— По рукам, коллега!
— Варвара и Михаил, разойдитесь в разные стороны! — потребовала Владилена издалека. — Работа стоит!
VII. Октябрь
— Нет. Нет, нет и нет.
— Тонь…
— Нет.
— Вот упертая какая! Ты понимаешь, что такую возможность нельзя упускать? Такой голос нельзя оставлять простаивать в бездействии.
Тоня на секунду остановилась.
— Почему?
— Да потому, глупая! Если он тебе дан, то не случайно! — выкрикнул Миша.
— Вот как мы заговорили, да? Предзнаменования решили в этом увидеть!
— А что тебе, собственного говоря, не нравится? — вступила я.
— Ты же…
— Подожди, Миш. — Я села на ближайший стул, посмотрела на Тоню. — Давай начнем сначала.
— Не вижу смысла, — Тоня скрестила руки на груди. Отгородилась.
— Нет уж, начнем. Чтобы так красноречиво отказываться, так яро упираться, нужны какие-то причины. Ты не любишь петь?
— Люблю.
— И ты далеко не первый вечер явно наигрываешь на пианино.
— Фортепьяно, — процедила Тоня.
— Прости, пожалуйста. Да, не первый. Так почему же ты не хочешь сменить свою тяжелую работу официантки, на работу менее тяжелую в физическом смысле, но более прибыльную.
— Потому что я не могу.
— Не можешь?
— Мама не разрешит мне петь в кафе. Как… как…
— Ну а работать официанткой в кафе тебе мама разрешает, как… как… — слегка передразнила я ее.
Тоня с ненавистью взглянула мне в глаза.
Не согласится, безнадежно подумала я. Все бесполезно. Говорила я Мише, не надо так…