Время невысказанных слов

После вчерашнего крайне захватывающего вечера, который мы провели, переглядываясь и строя план «подслушивания» Тониной игры, сегодняшние наши уговоры были, вероятно, совсем не кстати. Надо было подождать. Хотя… чего ждать?

Мы ушли на кухню к поварам, как и планировалось. Владилена закрывала кафе, разбиралась в Толей в кладовке, где они уже неделю искали какие-то пропавшие стаканы. Это было нам кстати. Тоня оставалась убирать зал, поднимать стулья. Когда мы с Мишей тихонько вышли через пару минут, чувствуя себя как в дешевенькой комедии положений, Тоня уже наигрывала что-то тихое, почти незаметное. Вот музыка зазвучала громче, и Тоня запела. Что-то импровизированное, тягучее.

Миша застыл рядом, выпучив глаза. Тоня все пела, плавно следуя за своей собственной мелодией. Я схватила певца полей за руку, но было уже поздно. Он метнулся из-за стойки бара с грациозностью медведя. Я вбежала за ним.

— Тоня! Ты… ты…

— Ладно, я, пожалуй, пойду, — испуганно забормотала Тоня, неумело делая вид, что ничего не произошло. Она подняла щетку, взяла свою сумку.

— Ты будешь?.. — Миша хотел что-то произнести, но Тоня стремительно пересекла зал и вышла из кафе.

— Ну что же ты? — тихо сказала я.

— Варя, ты это слышала? Ты это слышала? — повторял он.

— Естественно, я же рядом стояла!

— Ну как же теперь?.. Она же просто великолепна!

Я взяла его под руку.

— Ладно, не расстраивайся. Завтра надо будет попробовать уговорить ее.

— Тоня, ну почему ты отказываешься? Владилена захочет заплатить тебе за это больше, чем за работу официантки. К тому же, ты получишь опыт…

— Мне это ни к чему. Мне… я не собираюсь заниматься этим в жизни.

— А чем ты собираешься заниматься в жизни? Учительницей будешь?

— А что плохого в профессии учителя? — вспыхнула Тоня.

— Ничего. Только ты же не хочешь быть учителем.

— А ты, Варвара Трубецкая, отлично знаешь, чего я хочу? Ты со своей жизнью сначала разберись.

— Если все дело во мне и ты отказываешься из-за меня, то не беспокойся, я не скажу тебе больше ни слова по этому поводу, — поднимаясь с места, проговорила я спокойно.

— Это не из-за тебя, — остановила меня Тоня. — Я просто… я не могу, — добавила она тихо.

— Какое-нибудь обещание, не правда ли? — усмехнулась я. — Которое, естественно нельзя нарушить!

— Откуда ты знаешь? — подняла на меня глаза Тоня.

— Знаю. Я тоже дала обещание, только ничего хорошего из этого не выйдет, поверь мне. Свое же обещание самой себе я нарушаю каждый день, — мрачно добавила я.

— Ну а я так не могу! И обещание я давала не себе.

— Маме, да? А она не пытается за тебя прожить твою жизнь?

— Мне кажется, это совсем не твое дело, — процедила девушка.

Я помолчала.

— Может быть. Даже скорее всего. Я тебе никто, почему ты должна прислушиваться к моим словам, — потянувшись, я взяла сумку и повесила себе на плечо. — Только вот…ничто в этом мире не стоит такой жертвы, если от нее не зависит чья-нибудь жизнь и чье-то здоровье, разумеется.

А я не думаю, что здоровье твоей мамы может зависеть от того, будешь ты учительницей или будешь петь, используя природное дарование, — добавила я про себя.

— Только знаешь, через сколько-то лет именно свою маму ты будешь упрекать в том, что она взяла с тебя какие-то бессмысленные мифические обещания. И я тоже не буду думать за тебя. Нравится считать себя никому ненужной официанточкой, у которой одна дорога после университета — школа, давай, валяй! Только не надо потом канючить и стонать, что ты упустила какой-то там шанс. Ты упускаешь его сама на наших глазах.

Под пристальным взглядом Тони, я потянула Мишу за рукав.

— Давай, Миш, пошли.

— Но…

— Пошли, — тихо прошептала я.

В полном молчании мы вышли из кафе на залитую солнцем улицу.

— Ну зачем ты меня увела? — закуривая тянул он. — Ты могла бы ее добить в этом раунде.

— Мы никто, Миш, ты забыл? Нас она не любит больше всего, причем обоих. От нас она просто из принципа и упрямства не примет никаких советов. Все сделает наоборот.

— Значит, надо было действовать от противного? — спохватился он, замирая.

Я вернулась к нему.

— Да прекрати! Надо вообще действовать по-другому.

— Надо подумать…

— Ну что ты там думаешь? Я уже подумала, — нагло заметила я, подхватывая его под руку.

— Ты? Подумала? И много надумала?

— В ход надо пустить тяжелую артиллерию.

— Это были мы, Трубецкая! Мы для нее самая тяжелая артиллерия в мире.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь свою значимость!

— Как всегда. Как всегда!

***

Воспоминания действующего лица.

Варя могла злиться сколько угодно, но она не могла знать, что Тоня сама злилась на себя. Вполне искренне, и не менее бурно, чем Трубецкая.

Она знала, где кроются корни проблемы, знала, когда все это началось, только вот не думала, что спустя полгода вернется к этому именно из-за пения.

Это уже по-всякому возвращалось к ней, но из-за пения — впервые.