Время шинигами

Я заколебалась.

– А я не хочу быть лучше Айви, – ответила я.

Затем я повернулась и перерезала жнецам горло.

Из ран хлынула кровь и, пропитывая одежду, стекла на землю. Мужчины закашляли и захрипели, широко распахнув глаза от страха.

– Я хочу быть хуже, – продолжала я. Меня, точно лесной пожар, поглощающий деревья, захватил внезапный отголосок солидарности с Идзанами. Ее голос зазвучал у меня в ушах, и, когда я открыла рот, из него вырвались ее резкие слова на языке Смерти:

– Я должна быть хуже, если хочу победить ее. Как ты этого не понимаешь?

Но, конечно же, Нивен никогда бы этого не понял. Он не видел лиц всех тех людей, которых я убила лишь ради того, чтобы вернуть его. Он не знал, что я готова была снова и снова пожирать тысячу сердец живых людей, заходящихся криком, только чтобы он оказался в безопасности. Я никогда не получила бы того, чего хочу, принимая простые решения. И если ценой этого была моя душа – каждая ее часть, которую Нивен когда-то любил, – так тому и быть. Я не видела смысла быть хорошим человеком, если мой брат мертв.

Кроме того, разве обязана я относиться к жнецам с добротой? Когда я была ребенком, на моей двери свиной кровью писали «полукровка», отрезали мне косы на уроках. Когда я повзрослела и смогла дать отпор, они выпотрошили меня на кованом заборе и бросили в канализационный сток, пригрозив сделать с Нивеном что-то похуже. Все, что происходило сейчас, было лишь естественным следствием их жестокости.

«Они заслуживают страданий», – прошелестела в моей голове Идзанами, и ее слова обожгли мне губы, словно умоляя озвучить их, но я крепко сжала челюсти.

– Ты совсем не изменилась, – горько прошептал Нивен.

Я обернулась. Кинжал, который я держала в руке, вдруг стал весить тысячу фунтов.

– Нивен…

– Нет, – закончил он, отступая. Он схватил ёкая за руку и потащил ее к городу. Тамамо-но Маэ бросила на меня грустный взгляд через плечо, но позволила Нивену увести себя.

Цукуёми наблюдал за мной. Одна половина его тела была залита лунным светом, другая оставалась в тени. Гнев Идзанами остыл и теперь лишь тлел, словно угли. Ее голос внезапно стих.

– Ничего не говори, – попросила я.

Цукуёми нахмурился.

– Что, по-твоему, я собирался сказать?

Я покачала головой.

– Я просто хочу, чтобы он был в безопасности, – прошептала я. Я не хотела произносить это вслух, но сейчас мне казалось, будто все в этом мире презирают меня, кроме Цукуёми. Мгновение он смотрел на меня так, словно я – математическое уравнение, которое он не может решить, а затем вздохнул, и его хмурое лицо разгладилось.

– Однажды так и будет, – сказал бог Луны.

– Я не люблю ложь, даже если мне лгут из лучших побуждений.

– Я никогда не лгал тебе, – возразил Цукуёми. – Я верю, что с Нивеном все будет в порядке, потому что его защищает богиня. Я искренне убежден в этом.

Я молча устремила взгляд на горящий город. Вера Цукуёми в меня была такой наивной. Он не знал, как часто я терпела неудачи, – а Нивен и ёкай знали. Скоро узнает и он.

– Позаботься о том, чтобы никто нас не преследовал, – попросила я. – Они будут держаться неподалеку.

– Неподалеку? – переспросил Цукуёми.

Я кивнула.

– У жнецов не очень хорошее зрение.

Небо снова треснуло, заставив меня вздрогнуть. Разве мы не разморозили время?

Но тут Кагосиму накрыл горячий дождь, и пожар сменился дымом. Теперь, когда все фонарики обратились в мокрую золу, на город опустилась тихая тьма. На горизонте вдалеке горел единственный огонек – это покачивался на волнах корабль фунаюрэй, наблюдающих за тем, как обугленные останки их города рассыпаются в пепел.

Глава 15

Мы решили отдохнуть под секвойями сада клана Симадзу. Это было самое просторное и безлюдное место в Кагосиме: акры идеально изогнутых ручьев, аккуратно обрезанных деревьев и отполированных каменных дорожек. Я укрыла нас одеялом тьмы и была уверена, что до утра нас не побеспокоят ни охрана, ни смотрители. Сначала мы хотели поискать гостиницу, но, обнаружив, что две из них сгорели, решили больше не тратить время на блуждания по людным местам, поскольку там все еще могли скрываться жнецы. Кроме того, сумерки смыли дневной зной, оставив в городе лишь приятную прохладу. Я взобралась на самое высокое дерево в саду и уселась на ветку, скрестив руки на груди и устремив взгляд на берег.

Нивен пытался устроиться как можно дальше от меня, но Тамамо-но Маэ обернулась лисицей и свернулась калачиком у корней, вынудив Нивена с ворчанием подобраться ближе. Цукуёми занял вторую половину дерева, наказав мне разбудить его, когда я устану караулить.