Я смотрела в сторону Якусимы, раскинувшейся на другом берегу, и крутила кольцо Хиро, подвешенное на цепочке на шее. Когда я еще думала, что моя мать жива, то больше всего на свете хотела увидеть место, где она собирала души, место, которое могло быть моим домом. Но теперь я чувствовала лишь, что у меня отобрали мечту, вместо которой остался только горький привкус того, что никогда не будет моим. Какая-то часть меня надеялась, что Якусима окажется маленьким уродливым островом с мертвыми деревьями и загрязненной водой. Я боялась почувствовать, что что-то потеряла, проведя детство в Лондоне. Но Хиро говорил, что Якусима прекрасна, и, хотя он лгал о многих вещах, лгать об этом у него не было причин.
При всем моем нежелании казалось, нам все равно придется туда отправиться. Цукуёми сказал, что человеческие города хранят архивы семейных реестров, с помощью которых мы сможем проследить родословную Икки. Теперь, когда Обон закончился и я больше не могла по желанию призывать души, это казалось нашим единственным выходом.
Я прислонилась к стволу и закрыла глаза. Глубокая ночь и россыпь звезд над вулканом лишь напомнили мне о том, что пролетел еще один день, в который мы не нашли меча. А где-то за островами по морю плыл корабль Айви, и он приближался к Японии.
В детстве ее любимой забавой было удерживать меня, вырывая зубы плоскогубцами, чтобы посмотреть, как быстро они отрастут. Ей нравился звук, который издавали костяшки моих пальцев, когда выскакивали из суставов, и цвет моей крови на свежем снегу. Но кости всегда срастались, а раны затягивались. Худшее в Айви было не то, что она сделала когда-то, а то, что она могла сделать в будущем.
Однажды ночью в Лондоне я ждала Нивена после уроков, стоя в темной нише катакомб, чтобы другие жнецы проходили мимо, не замечая моего существования. Когда весь класс опустел, а Нивен так и не показался, я заглянула в его пустую лекционную аудиторию, чувствуя, как у меня в животе закипает паника.
– Что-то потеряла?
За моей спиной, скрестив руки на груди, стояла Айви, и ее тень ползла по каменной стене, точно плесень. Я не услышала, как она подошла, потому что она постоянно злоупотребляла скачк
– Где он? – спросила я, прижимая к животу книгу, чтобы защитить внутренние органы.
Айви не ответила, только повернулась спиной и направилась вглубь катакомб. Я огляделась на случай, если в тени прячется кто-то из ее дружков, и поспешила за ней. Она вывела меня в холл, на влажную землю кладбища, и в мое горло забился густой вечерний туман. Мы шли все дальше и дальше, туда, где могилы были старее, а потрескавшиеся от влаги надгробия поросли мхом и торчали во все стороны на неровной земле. Здесь запах Смерти был слабее, а кости – старше и тише.
Туман со свистом рассеялся, открыв высокий холмик свежей земли перед сланцевым надгробием, на котором было криво нацарапано: СКАРБОРО.
Сначала я растерялась.
Затем почувствовала, что от почвы исходит запах свежей крови. Я упала на колени, и пальцы впились в грязь, которая тут же окрасила руки в темно-красный цвет, заполнивший трещины на ладонях.
Глубоко под слоями мокрой от дождя грязи и камней я услышала скрежет ногтей по дереву и учащенное неглубокое дыхание. Мой взгляд переместился к надписи на надгробии, а затем вернулся к Айви.
– Что ты с ним сделала? – прошептала я, не в силах сдержать дрожь.
Но Айви только улыбнулась.
– На твоем месте я бы поторопилась, – бросила она, тут же развернулась и исчезла в тумане.
Я потянулась за часами, но их не было: видимо, кто-то из дружков Айви стащил их, воспользовавшись туманом. Я отбросила книги в сторону и принялась копать голыми руками. Ногти ломались, когда я вонзала их в камни и корни, дыхание перехватывало от кладбищенского тумана, который словно душил меня.
После избиений Айви я довольно быстро восстанавливалась, но Нивену еще не было и века, так что Высшая жница вроде Айви могла сильно навредить ему. А если бы она убила его, это вызвало бы у нее хоть каплю сожаления? Запах крови был силен, но чем глубже я копала, тем острее он становился. Неужели она изрубила его на куски и бросила в ящик? В земле было так много крови, целые лужи в жидкой почве. Ночь становилась все холоднее, мои пальцы кровоточили. Вдалеке завыли церковные гримы. Пусть они придут за мной, мне все равно. Я копала все быстрее и быстрее, потому что царапанье стихло, а вместе с ним – и дыхание. Пот струился по моему лицу, а яма стала такой глубокой, что, чтобы продолжить копать, мне пришлось спрыгнуть прямо в нее.
Наконец пальцы царапнули по твердой деревянной поверхности, под ногти вошли десятки заноз. Я раскидала грязь в стороны.
Это был не просто ящик – это был гроб.
– Нивен! – позвала я, ударив по крышке кулаком.
Никто не ответил. Я нащупала края, подцепила их пальцами и дернула со всей силы – пока крышка не поддалась, а ржавые гвозди не разлетелись в стороны. От запаха крови и Смерти к горлу подступила кислая рвота.