Время шинигами

– Тут так красиво! – воскликнула ёкай, хватая меня за руку и таща за собой вниз по улице. Я позволила ей провести себя вдоль берега к скалистому уступу, под которым сверкала вода, словно состоящая из сотен алмазов. Я на секунду задумалась, были ли эти яркие, мерцающие воды похожи на то, что, по словам Цукуёми, создавала Аматэрасу.

– Давайте поплаваем! – предложила Тамамо-но Маэ, сбрасывая обувь.

– Что? Нет! – отрезала я, схватив ее за запястье прежде, чем она успела прыгнуть со скалы на мелководье. – Сначала нам нужно найти правнука Икки.

– Но потом мы же искупаемся?

Я со вздохом кивнула – просто чтобы не спорить. Ёкай стиснула меня в объятиях, и я подняла руки, не зная, куда их деть, и бросила на Нивена взгляд, молящий о помощи. Он милосердно помог мне освободиться.

Ёкай надулась, но позволила Нивену оттащить себя, а потом обернулась лисицей. Она выхватила у уличного торговца несколько якитори и осторожно обгрызла палочки, снуя у нас под ногами. Цукуёми сумел спросить дорогу, никого не испугав, и благополучно привел нас к зданию на окраине. Его стены были выкрашены в тускло-желтый цвет, а окна – заколочены досками.

– Может быть, они закрылись на обед? – спросила Тамамо-но Маэ, снова вернув себе человеческий облик и жуя украденный сладкий картофель.

– Или, может быть, государство больше не поддерживает их финансово, – предположил Цукуёми, заглядывая сквозь щели между досками.

– Мы ведь в нужном месте? – уточнил Нивен.

– Судя по знаку, да, – ответил Цукуёми.

Он дважды постучал в дверь, потом подергал ручку – было заперто.

– Подвинься, – попросила я, скользнув мимо бога Луны и протягивая под дверь свои тени, чтобы отпереть ее изнутри.

Я вошла в помещение, полное пыли. Повсюду находились стопки бумаг. Некоторые документы были переплетены в ветхие тома и свитки, другие свободно катались по полу, потревоженные внезапным порывом морского воздуха из открытой двери. Солнечный свет косыми полосами падал на царивший внутри беспорядок, просачиваясь сквозь доски на окнах. Я махнула рукой, зажигая люстру на потолке, – и бумаги залил теплый свет.

Остальные тоже зашли внутрь, оглядывая бумажные горы. Нивен тут же расчихался от пыли, а глаза ёкая, с трудом скрывавшей голод, проследили за побежавшим по стене пауком. Цукуёми без колебаний опустился на колени и начал изучать документы.

– Это семейные реестры, – сообщил он. – Хотя, кажется… здесь все немного перепутано.

– Мягко сказано, – добавил Нивен. – Похоже, здесь уже много лет никого не было.

Я поморщилась, когда один свиток скатился с переполненного стола и растянулся на полу.

– Значит, будем просто читать? – спросила ёкай, хватая лист бумаги и складывая его в бумажного журавлика.

– Да, и очень внимательно, – отозвался Цукуёми. – Возможно, у самого Икки документа нет, но его имя должно быть в записях его потомков, рожденных на Якусиме.

Нивен неловко переминался с ноги на ногу, и я сообразила, что за столетие в непроглядной тьме он, вероятно, не имел возможности научиться читать по-японски.

– Вот, – сказала я, взяв с одного из столов кисть, обмакнув ее в чернильницу и написав на тыльной стороне ладони Нивена несколько разных иероглифов, которые Икки мог использовать для своего имени. – Просто ищи что-то из этого.

Не сказав ни слова благодарности, Нивен кивнул и отошел в дальний конец комнаты вместе с ёкаем, которая пыталась незаметно схватить со стены паука и засунуть его в рот. Цукуёми наблюдал за нами из другого угла комнаты с устрашающе пустым взглядом. Затем он отвернулся и принялся за свитки.

Я выбрала один и пробежалась по нему взглядом, выискивая любую полезную информацию. За последнее десятилетие я стала намного лучше разбирать рукописный японский текст, потому что мне приходилось тратить кучу времени на расшифровку заметок Тиё, но, если я читала слишком долго, у меня начинали болеть глаза. Я отложила свитки и перешла к стопке печатных текстов, однако, листая страницу за страницей, не нашла ничего, кроме ведомости уплаченных налогов. Я отодвинула и эту стопку в сторону и огляделась в поисках чего-нибудь, похожего на семейный реестр, но вместо этого обнаружила документы на собственность, школьные дела, свидетельства о браке, заемные письма и даже наспех переплетенный набор изящных, но тошнотворно милых стихов о любви. Я бросила их на пол, массируя шею.

Позади меня что-то шевельнулось.

Я поднялась на ноги, посчитав, что это кто-то из моих спутников, но Нивен и ёкай все еще были в другой части комнаты, а Цукуёми по-прежнему стоял у окна.

– Рэн! – окликнул меня Нивен, оглядывая высокую стопку. – Что там такое?

Цукуёми поднял глаза от бумаг и тут же подошел ко мне.

– Рэн, что…

– Тсс! – Я поднесла палец к губам. Бумага зашелестела снова, хотя никто из нас не двигался. В архиве был кто-то еще.

Но кто? Жнецы не умели становиться невидимками, а человеческое дыхание я услышала бы, как только мы вошли внутрь. Я осмотрела каждый угол комнаты, пытаясь понять, что пропустила. Я чего-то не заметила.