Время винограда

Когда беснуется норд-ост
и ходит дрожь в домашней шторе,
мы поднимаем старый тост,
суровый тост: «За тех, кто в море!»

Порой в заливе шторма нет

и море с небом ищет сходства.
Но до утра не гаснет свет
во многих окнах пароходства.

Мы попадаем к морю в плен,

и без него нам, как без соли.
А море синее взамен
вас учит мужеству и воле.

Рванув тельняшки на груди,

отцы шли в бой, со смертью споря.
Ты их сегодня награди,
произнеси: «За тех, кто в море!»

А дождь сечет, а ветер крут,

волна рождает стон в металле.
Кого-то дома верно ждут,
кого-то ждать уже устали.

Встает каюта на дыбы,

и горизонт в опасном крене…
Но нет прекраснее судьбы —
не пасть в сраженье на колени!

И я б хотел меж туч и звезд

так жить в бушующем просторе,
чтоб заслужить однажды тост,
суровый тост: «За тех, кто в море!»

Ревун

От моря нам некуда деться —
в тумане, без всякой вины,
как будто у самого сердца,
тягуче ревут ревуны.

Они в водяной колыбели

дремали, забыв голоса,
когда над тобой голубели
небес штилевых паруса.

Но стоит взлохматиться гребням,

туману взмахнуть бородой,
как голосом жутким и древним
застонет ревун над водой.

Чтоб мы по домам не скучали,

несет электрический звук
минувших крушений печали
и горечь грядущих разлук.

Но все же из этого стона

рождается радостный миг.
Пусть к окнам подходят бессонно
морячки в рубашках ночных.

Пускай содрогаются плечи

от этого звука, но он
спасет предстоящие встречи
и смолкнет до худших времен…

«Начинается в мае купальный сезон…»

Начинается в мае купальный сезон.
Так волна изумрудна и брызги хрустальны.
Я — обычный купальщик,
но я потрясен
не купаньем, а вечным
присутствием тайны.

Море, море, ответь, не пойму до конца,

как в тебе, охватившем такое пространство,
постоянно живут, словно два близнеца,
обновления бег
и закон постоянства?

Вот попробуй-ка, старым тебя назови:

ветер стихнет — и нету висков убеленных,
и ты заново в возрасте
первой любви,
хоть лета исчисляют тебе
в миллионах…

Летний черноморский вечер

Теряя цвет, волна совсем тиха,
А над костром, пылающим багрово,
в чумазом тигле плавится уха —
дурманящее золото улова.

Вот повар, пар сдувая с черпака,

роскошно обжигает рот наваром.
И месяц, словно долька чеснока,
на что-то намекает кулинарам.

Приглушены и смех, и голоса.

И звезды с неба заплывают в сети,
чтобы творить, сверкая, чудеса,
пока домой не кликнут на рассвете.

Потом, с последним отблеском костра,

исчезнут тени, перестав шататься.
Мир осенит особая пора —
лишь море будет с берегом шептаться.

Дремоту хоть на миг преодолей,

приникни ко Вселенной чутким ухом,
послушай шепот двух богатырей —
и сам наполнись богатырским духом!