Время животных. Три повести

Над стеклянной поверхностью пруда уже шевелился ночной эфир, этакая едва уловимая разделительная полоска между водой и воздухом, рыбами и комарами, бороздками осторожного хода двух ондатр и тающими линиями пролёта пары реактивных самолётов, звёздами кувшинок и протуберанцами звёзд. Осторожно опустив плетёные из ивняка ловушки на росистый берег, Иван присел и сам на оставленные кем-то из рыбаков картонки. Неподалёку от него соревновалось в вокале сразу несколько лягушек, а на другой стороне водоёма, за тонкой занавеской тростника, начинала басить выпь. И чем глубже впитывал Иван эту ночную дачную явь, тем нелепее представлялось ему всё произошедшее недавно с Машей на этой тёплой живой траве. Чтобы не впасть в страшащую немоту полного непонимания, он стал изучать спуски к воде и прикидывать длину заброса и примерную глубину погружения снастей. Ловушки на деле были обычными, слегка вытянутыми, сужающимися к дну корзинами с лёгкими сетчатыми вуалями, раздвинув которые, рыба легко могла зайти во внутрь и поглощать там специально приготовленную для неё приманку. Конечно, какая-то, поспешно отужинав, непременно уйдёт, а какая-то, как это случается, например, с вальяжными людьми, не успеет. С этой успокоительной, почти философской мыслью Иван, надёжно утвердившись левой стопой посерёдке песчаной кочки, легко метнул правой рукой первую ловушку. Она плеснулась всего в сажени от него, раструбом – в аккурат к берегу. Как в точности было и задумано. Дождавшись, пока корзина ляжет на дно и выровняется, он несильно натянул привязанную к ней верёвку и привязал её к заранее воткнутому в берег колышку. Вторую ловушку он поставил ближе к противоположному берегу пруда, в затоне, под обрывом. Так выходило надёжнее как с учётом берегового рельефа, так и заметной разницы глубин. Если не повезёт на неглубоком песчаном дне, то вполне удача может улыбнуться в глубоком затоне. «Кажется, здесь неплохо клюёт карась, – стал вспоминать Иван, – а под обрывом гуляют налим и краснопёрка». Сидеть на берегу дольше не имело никакого смысла: во-первых, здесь запросто могут вернуться горестные мысли, а во-вторых, проверять ловушки принято на рассвете, а часы показывали уже ровно полночь, и спать осталось едва ли часа четыре. Возвращаясь к дому, Иван уже не замечал ни Луны, ни золотого сияния, ни нарастающего стрекотания цикад за частоколами уснувших дач. Ему вдруг стало не по себе от предчувствия заждавшегося его приступа «чёрной» болезни, от той нескончаемой пустоты, которую она неминуемо приносила с собой, и долгих безрезультатных попыток хотя бы на время преодолеть её.

Глава тринадцатая

– Под утро его зазнобило, – эту фразу из какого-то чрезвычайно популярного и вместе с тем пошлого советского детектива Иван услышал из-за печной дверки, когда его петух Хасан только что вывел своих хохлаток на первый завтрак.

– Слушай, дружище, а нельзя услыхать что-нибудь из братьев Вайнеров, Стругацких, Грим или хотя бы отца или сына Дюма? – недовольно зевая, испросил подкрашенную косым лучом Востока голландку Иван.

– Но я же вижу, осень близится, и тебя знобит! – деловым тоном возразил визави. – Дон Румата и Де Артаньян всегда благодарили своих визави по утру, а ты вечно бранишься. А между тем, в Афгане сам порицал за это вялых со сна солдатиков.

– Ну, что ты всё время придумываешь? – уже более спокойно и без какого бы то ни было зёва отвечал Иван, усаживаясь на постели и вставляя босые ступни в стоптанные кроссовки. – В Афганистане тебя ещё не было. Ты пристал ко мне после госпиталя.

– Я пристал? – донёсся медленно удаляющийся по печной трубе голос. – Ты сам меня об этом попросил. Кстати, как и накануне вечером. Ты гляди, со своим Колей все остатки памяти пропьёшь! Ладно, пойду я от греха.

Осторожно погладив заметно нагревшуюся затылочную пластину, Иван достал из старенькой «Бирюсы» банку с домашним, взявшимся по верху сливками молоком и позвал Емельяна. Тот явился вместе с Мальвой, с которой, судя по лукавому виду обоих, он так и не расставался с вечера.

– Ну, вот, я теперь один, – без всякого выражения констатировал Иван, – а у тебя вместо любящей хозяйки появилась просто любовница. Как говорит Николай, «диалектика», то есть даже самые неблагоприятные события влекут не одни лишь потери. Кому-то всегда обламывается… Вчера – мне, сегодня – тебе, а завтра – вон Мальве. Принесёт нам с тобой котят! Пейте молоко и айда на берег. Уверен, что, по крайней мере, мелочи для вас наверняка добудем. Хасан в это время уже созывал горем к насыпанному с вечера пшену.