Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors

Джим спросил меня, перед самым началом записи этой песни, как лучше, на мой взгляд: «a thousand girls, a thousand thrills» (тысяча девушек, тысяча страстей, волнений, увлечений…) или «a thousand girls, a thousand pills»[29]. Может, он старался быть поосторожней с пропагандой наркотиков? Думаю, да. Вероятно, он все еще продолжал баловаться с метедрином, как его кореш Феликс?

Хрустальный Корабль, Хрустальный Корабль… фраза крутилась у меня в голове. Это был псевдоним для The Doors, нашей четверки, собравшейся вместе в одной группе. Наверное, «мы» в «когда мы вернемся, я позвоню» — это просто о нас четверых. Мы действительно были вместе тогда, или, по крайней мере, так мы себя ощущали, садясь в самолет, чтобы лететь на наш первый концерт в Сан-Франциско.

* * *

Сан-Франциско, январь 1967

Это был всего лишь второй в моей жизни полет на самолете. Я занял место у окна рядом с Робби и нервно уставился в иллюминатор, когда самолет, вибрируя, разгонялся по взлетной полосе. Когда мы оторвались от земли, я перегнулся к сиденью спереди и улыбнулся Рею и Дороти. Рей усмехнулся в ответ, словно говоря: все путем, дружище.

Джим сидел через проход рядом с братом Робби, Ронни (он был нашим роуди, тур-администратором в этой поездке), уткнувшись в свой дневник и что-то записывал. Когда он на секунду поднял голову, короткая ухмылка пробежала по его лицу. Я чувствовал, с каким нетерпением он ждал наших первых гастролей.

Наш первый альбом, названный просто «The Doors», только что появился в продаже.

Экзистенциальный альбом, — как выразился Рей в интервью, — созданный четверкой мужчин, исполненных невероятной страсти, готовых на все, умиравших от желания сделать это, записать диск, хороший диск и донести его до американской публики, в надежде, что публике он понравится.

Мы и подумать не могли, что ему суждено стать классикой и самым продаваемым из всех наших альбомов. Я чуял нутром, что “Light My Fire” — особенная. Переход от куплета к припеву заставлял что-то внутри меня плакать. Мы сделали все что могли, чтобы идеально аранжировать каждую из песен, и мы чувствовали, что весь альбом получился цельным и хорошо сработанным. Ничего лишнего. И Джим был счастлив тем, как вышел “The End”, с его темным поэтическим потоком сознания, в сопровождении гитары Робби, звучавшей, как ситар.

Когда альбом был отпечатан, каждый из членов группы получил по десять копий. Я потянул пару дней, и прежде чем решился проиграть его родителям. Я очень гордился пластинкой, но переживал, как они отреагируют на “The End”.

— Когда ты проезжала по Сансет Бульвар, не обратила внимания на наш рекламный щит?

— Конечно, он такой огромный! — воскликнула мама.

— Я считаю, что Жак Хольцман — умница. Он президент нашей фирмы грамзаписи. Это была его идея. До сих пор, ты в курсе, билборды использовали исключительно, чтобы продавать всякую фигню!

За несколько дней до того Билл Эрвин, журналист с радио, брал у нас интервью прямо возле нашего билборда и прикалывался, выспрашивая у нас по поводу этой рекламной акции. «Вы нашли странный способ для рекламы пластинки, ребята. Я имею в виду, что билборд нельзя послушать. А про Doors ведь еще никто пока не слыхал, верно?» Хольцман резко возразил, что этот огромный рекламный щит — это послание студии «Elektra» всей музыкальной индустрии, на заметку, чтобы обратили внимание на группу, к которой у его фирмы особое отношение. Жак, вовсе не склонный к расточительству, должно быть, держал руку на пульсе происходящего в музыке, если решил потратить полторы тысячи баксов на наружную рекламу.

— В общем… первая вещь называется «Прорваться Сквозь», — я призадумался, что сказать дальше. — Она быстрая и громкая… а вот следующая, называется «Душевная Кухня». Здесь очень приятный грув… да… и вообще она, в целом, приятная. Мне нравится ритм. Обратите внимание на слова: «Машины ползут, все набиты глазами, улиц огни льют бессмысленный свет, крыша течет, ты молчишь на измене, но есть одно место, где ждет нас приют»… Джим пишет невероятные тексты… «Хрустальный Корабль», это замечательная баллада. Вам понравится»… «Лиса Двадцатого Века» — это про одну милую девушку… «Алабама-Сонг» отличается… она типа европейская… ну и последняя вещь на первой стороне, «Зажги Мой Огонь», которая, как я надеюсь, может стать хитом.

— Ну что ж, звучит довольно мило, — сказал папа, пока я переворачивал пластинку.

Погоди, папочка, сейчас ты услышишь «Конец», посмотрим, назовешь ли ты тогда нашу музыку «милой». Что же мне делать?… Может, сделать звук потише… или просто пропустить эту вещь.