— Это старый блюз, «Человек С Черного Хода». Мы его не сочиняли, но сыграли по-своему… «Я Смотрю На Тебя» — это еще про одну милашку… «Конец Ночи», про мистику, звучит немного мрачновато. Так прикольно создавать настроение вокруг стихов Джима… «Прими Все Так, Как Есть», Джим взял название у Махариши, учителя из Индии…
— А эта вещь называется «Конец»… она немного странная… Длинная… почти десять минут… Джим написал ее по мотивам древнегреческой трагедии… ээ… Эдип, кажется… Вы не читали?
Молчание.
— Я тоже не читал… это про то, как сын убивает своего отца, а затем… ээ… что-то такое происходит между ним и его матерью. Это все символически… я хочу сказать, Джим не имел в виду в прямом смысле.
Мама поерзала на стуле, затем снова, ей стало неловко. Я быстро опусти иглу на пластинку, чтобы прервать неловкую паузу.
Я слушал вместе с ними, переживая за каждый удар по барабанам.
«Йога подходит к объяснению того, как, вероятно, устроен человек, с такой же легкостью и непринужденностью, с какой Денсмор переходит от легкого шелеста перкуссии к оглушительным ударам барабанов в самых тихих местах “The End”», — написал обозреватель из «
“Break On Through” выбрали в качестве сингла, хоть я и переживал, что для массового рынка в этой песне слишком эксцентричный бит. Это была быстрая босанова, бразильский ритм, который я приспособил под свою манеру для этой песни. Как раз в это время бразильские музыканты проникли в американские чарты, “The Girl From Ipanema” босанова Антонио Карлоса Жобима взлетела на самый верх в категории джазовых записей. Но в “Break On Through” мы придали этому ритму гораздо более жесткое, роковое звучание. “Twntieth-Century Fox” тоже казалась нам вещью для сингла, но припевы там звучали слишком по коммерчески, слишком попсово, и мы не хотели, чтобы именно эта песня представляла наш саунд, который мы считали более бескомпромиссным.
Когда вышел сингл с “Break On Through”, мы упросили всех наших друзей и близких, чтобы те звонили на радиостанцию и заказывали эту песню. Все двадцать четыре часа каждый из нас был одержим одной мыслью о том, как оторвать группу от земли. Когда мы не репетировали, мы спали. Когда мы ели, мы говорили о группе.
Однажды я позвонил, наверное, в пятнадцатый раз за день, на станцию «KRLA», чтобы сделать заказ. Я представился как Фред Шварц из Вест Корина, на что они ответили: «Мы знаем кто вы, и если вы не перестанете звонить, мы выбросим вашу пластинку из студии к чёрту!»
Я искренне надеялся, что не поломал нашу карьеру еще до того, как она началась.
“Break On Through” медленно поднялся до № 11 в Лос-Анджелесе. Она даже попала в нижние строчки национальных чартов, но только на пару недель.
Дейв Даймонд, местный диск-жокей который крутил свои диски из психоделических глубин «Алмазной Шахты» (так называлась его передача), пригласил Робби и меня к себе домой, чтобы показать нам пачки писем слушателей с заказами “Light My Fire” — семиминутной версии, которую ему хватило смелости дать в эфир в эпоху жесткого трехминутного формата. Он сказал, что нам надо решиться сократить песню до стандартных трех минут и издать ее как сингл. Нам не понравилась идея сократить наши джазовые соло, но мы были согласны с Дейвом, что “LMF” может стать хитом. Ротшильд, однако, не проявил никакого энтузиазма, когда мы пришли к нему с этой идеей. Он с неохотой согласился сократить песню, со словами, что он все равно не верит, что у нее есть шансы. К счастью, наш альбом продавался по десять тысяч экземпляров в неделю, так что Жак Хольцман вознамерился издать еще один сингл, когда мы появились на психоделической концертной сцене в Сан-Франциско.
Город у Залива. Всего лишь час лету от L.A., и мы уже катили по туннелю Бродвей в «Swiss American Hotel» на Норт Бич, дешевую гостиницу напротив «Jazz Workshop» и «Mike’s Pool Hall», где поэты и писатели вроде Джека Керуака и Лоуренса Ферлингетти оттягивались в пятидесятых. Книжная лавочка «City Lights» была в одном ряду с порно-кинотеатрами, на улице, которая дальше переходила в район итальянских кафешек.