Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors

Как и Филлмор, Авалон был большой, гулкой аудиторией. Еще одна эхо-камера. Эти залы нужно было плотно упаковывать людскими телами не из одних только экономических соображений; тела поглощали звук и делали акустику терпимой. Все стены и потолок были завешены белым полотном, для светового шоу. Светопредставление делали с помощью нехитрого устройства, состоявшего из стеклянных колб с подкрашенной водой, в которые лили расплавленный парафин и покачивали под музыку. Сквозь колбы пропускали свет и проецировали на стены и потолок. Эффект был убойный. Достаточно было просто войти в зал во время концерта — и вы оказывались в другом измерении. Музыка была гипнотической, и стены пульсировали в такт, играя миллионом оттенков и абстрактных картин. Форменный трип.

Концерты в Авалоне проходили соответственно. Полный отрыв укуренной башки. Мы выступали после группы под названием Sparrow и галлюциногенного сета Country Joe. Публика была еще более не в себе, чем обычно, более восприимчивой к нашим сюрреалистическим образам. Накачанная психоделиками толпа жаждала музыки для головы — они хотели и вовсе отъехать. Их настрой вдохновлял на эксперименты.

Набитый под завязку зал, публика, развалившаяся на полу — почти никто не танцевал — все это напоминало огромный наркоманский притон. Марихуановый дымок клубился над головами. Мы вышли на сцену.

Мы сделали перерыв между “Light my Fire” и “The End”. Во время паузы, перед нашим гипнотизирующим толпу выходом на «бис», я встал из-за барабанов и подошел к Рею, сидевшему за органом. Капли жидкого парафина, плававшие в цветной воде и проецировавшиеся на стены лучом прожектора, вызывали определенные ассоциации.

— Посмотри, такое ощущение, что кто-то там кончает перед увеличительным стеклом! — пошутил я, показывая на балкон, где расположились светотехники со своей аппаратурой.

— Эйзенштейновский монтаж, чувак, — гоготнул Рей.

Авалон был первым местом, где “The End” привлек к себе полное внимание. Когда раздались похожие на ситар звуки — Робби перенастраивал гитару на восточный лад — народ, казалось, уже вошел в транс, словно это была не настройка, а само произведение. Они встречали нас на полпути. Они хотели, чтобы мы увели их куда-то далеко вглубь — чего? В сердце тьмы, под звуки рока? В кроличью нору? Через черный ход? С Джимом, в качестве «Back Door Man-а»[32]?

Световое шоу, которое проецировалось на сцену точно так же, как и на стены, взорвалось точно в такт с моими барабанами. Из-за ударной установки посреди сцены казалось, что я играю в самом центре гигантской, пульсирующей матки.

Джим воистину получил свое в это вечер. Мы все получили. Рей полностью погрузился в музыку, его голова повисла над клавишами, ритмично покачиваясь вверх-вниз. Настало время транса.

Лихо там, на околице града
Правь дорогою царской, дитя
Действа дивные в недрах копи златой
На закат правь по хай-вею, бейби
Змием правь, едь на змие верхом,
К озеру древнему едь прямиком
Долог змий тот, семь миль
Едь на змие, он стар
И кожа его холодна
Закат — всем богат
Правь сюда, дальше дело за нами
Синий автобус зовет нас
Водитель, куда ты увозишь нас?
Убийца проснулся до зари
Он обул сапоги
Он принял обличье из галереи старинной
И он спустился в прихожую
И он прошел в комнату где сестра обитала его
А затем к брату зашел своему он, затем
Коридором прошел он
И к двери подошел…
И вовнутрь заглянул…
Отец — да, сын — я хочу убить тебя
МАТЬ… я хочу ТЕБЯ…
УХХАХХТРАХХАТЬТЕБЯМАМАВСЮНОЧЬНАПРОЛЕТДА

Мы вышибли им мозги.

После концерта я остался на сцене, помогал паковаться одному из наших рабочих, и вдруг ощутил на себе чей-то взгляд. Я обернулся и оглядел опустевший зал. И увидел там, посреди танцпола, замусоренного обрывками бумаги, тряпками и пластиковыми стаканчиками, сияющее лицо и округлое женское тело.

Пэм была олицетворением Матери-Земли. Как раз мой тип. Я сказал «привет» и обратил внимание, что ее зрачки полностью расширены под воздействием кислоты.

Она отвела меня на классический флэт, где она вписывалась. Тогда в Сан-Франциско обитало так много хиппи, что любой мог просуществовать почти бесплатно, перебираясь из одного старого викторианского дома в другой каждые несколько дней.

— Так ты не здесь живешь? — спросил я.

— Нет. За флэт платит один парень, Крис, но все ок. Тут все отвисают, — уверила меня Пэм.

Хмм. А что, если этот один парень Крис сейчас появится? Он ведь, небось, ее парень!