Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

Становятся люди степеннее,
Пальто в раздевалку сдают,
У нас в институте стипендию
Сегодняшним утром дают!

И дружный припев:

Стипендия, моя стипендия,
Без тебя б околел постепенно я,
Ни учиться, ни влюбиться
Без тебя нельзя, моя сти-пе-н-ди-я…

В таком институте, как наш, студенты – сплошь непризнанные гении: комплексы, обиды, соперничество, но вот Роберт всегда выше, он ко всем ровно и дружелюбно настроен и потому заслуженно лидер, это вышло само собой. Он и музыкален, на вечерах садится к роялю, замечательно играет, любимая песенка «Тиховода» на музыку, если не ошибаюсь, Эдди Рознера. У него уже полный контакт с сочинителями музыки, и он тут же пытается свести нас со студией Кабалевского, где занимаются молодые композиторы, которым нужны тексты.

Песни Рождественского так популярны, что, со слов моей жены Марины, студенты журфака МГУ «на картошке», в лагере под Бородином, в 80-е годы исполняли пародию, написанную от имени Роберта Рождественского. Он был настолько знаменит, что сочинить пародию на него означало прославиться.

Может, это прозвучит гордо.
Может, это прозвучит дерзко,
Но на поле я хожу редко,
А картошку не люблю с детства… —

и т. д.

А в те времена, кажется впервые в истории Литинститута, трех студентов-старшекурсников послали в творческую, так она называлась, командировку на Алтай. Наверное, ребятам досталось, это было видно и по песенке, которую Роберт там сочинил на мотив известной песни Киплинга «Пыль».

День – ночь, день – ночь едем по Алтаю мы,
День – ночь, день – ночь в кузове болтаемся,
И только пыль, пыль, пыль от крутящихся колес,
И кончились деньги в карманах наших,
Пыль, пыль, пыль, пыль…

А еще были и такие слова:

Кто врал, что нам это выдержать невмочь,
Кто врал, что нас испугает эта ночь….

Конечно, дальние дороги не пугали, вслед за первопроходцами ехали студенты на целину (Белла Ахмадулина в группе была поварихой), на Ангару (тут отличился Анатолий Кузнецов), в геологические партии, в другие места, а вот атмосфера в институте пугала не на шутку. Ректор Серегин Иван Николаевич огнем выжигает инакомыслие, это был 56-й год, и первым уходит Евтушенко (неудовлетворительные оценки), за ним Юнна Мориц (дурно выразилась о газете «Правда»), преследуют якобы за непосещаемость Юрия Казакова, некоторых других.

Спасительно возникает катаевский журнал «Юность», который объединяет молодой подрост. Прозаики, в порядке открытия: А. Гладилин, А. Кузнецов, В. Аксенов, Б. Балтер, В. Амлинский, другие; поэты: Е. Евтушенко (поэма о Братской ГЭС), Б. Окуджава, Б. Ахмадулина, Р. Рождественский; сатирики: Г. Горин и А. Арканов; драматурги М. Розовский, В. Славкин…

Однажды после вечера в Доме литераторов всей кучей, человек десять, набившись в огромный старый «зисок» Юлиана Семенова, поехали ко мне. Но первым, так получилось, в прихожую квартиры ворвался Ярослав Голованов и, увидев напольные весы, поставил у порога и записал вес каждого из входящих, произнеся патетически: «Вот и выясним, сколько весит молодая проза!»

Ну что ж, теперь куда видней, сколько она весила.

Шли шестидесятые, та самая «оттепель», а мы еще доверчивы и оптимистичны. Это потом время нас разбросает во все стороны. Я согласен с теми, кто утверждает, что шестидесятничество – это вовсе не групповщина и не движение. Это подвижка умов в условиях «оттепели» у нашего поколения, атмосфера, дух свободы, которую мы тогда вдруг ощутили. Что там Достоевский, или Андрей Платонов, или Михаил Булгаков, когда под запретом был даже Есенин!

Запрещенные имена, прорвавшиеся сквозь цензуру книги, выступления со стихами на площадях, вечера в Политехническом… Все оборвалось неожиданно и трагично. Задолго до наших танков на улицах Праги на каком-то вечере в нашем писательском клубе во время фильма возник на экране Сталин, и вдруг зал зааплодировал. Я плохо помню, как вернулся домой, но всю ночь не мог уснуть. Старался понять, что же произошло. Не сразу, но понял, что наступили другие времена. И вскоре Хрущев, потрясая кулаком, будет орать на кремлевском сборище под гром аплодисментов творческих функционеров: «Теперь не оттепель… для таких, как вы, будут жестокие морозы… Кто не с нами, тот против нас… Хотите, езжайте к чертовой бабушке!..» (Из стенограммы от 7 марта 63-го г.)