Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

3. Дед Флоренского по отцу, происходивший из семьи потомственных священнослужителей (см. примеч. к письму от 22–23 апреля 1935 г., с. 108) — переведен из семинарии на медицинское отделение Московского Университета, стал военным врачом, погиб от холеры. В этом уклонении от служения алтарю о. Павел видел ошибку, которая тяготеет над всем их родом, с этим связывал и ранние смерти мужчин в их семье и считал необходимым для своего рода вернуться к священническому служению (см. «3авещание»). Собрав сведения о самых разных, иногда отдаленных ветвях своего рода, Флоренский напишет В. В. Розанову (1915.X.26): «…костромские дьячки одни только всецело привлекают мое внимание, и сердцем я именно с ними» («Детям моим», с.282).

А. И. Флоренский. Фотография. 1890-е гг.

15 августа 1935 г., быв. Филиппова пустынь

1935.VIII.15.№ 27. Соловки. Дорогая Аннуля, вчера, 14.VIII, получил твое письмо от 3.VIII, № 27. Ты пишешь, что Вася дожидается моего письма; но ведь уже давно я писал ему, только не помню, на твой адрес или на мамин. Разве это письмо не получено? М.б. оно лежит у мамы? Хорошо, что ты хотя бы по письмам знакомишься с географией. Но следовало бы приучать детей к карте, чтобы они отыскивали на ней места, о которых слышат и, кроме того, вычерчивали бы все проделанные каждым пути. Пусть у каждого будет свой цвет, тогда картина путешествий будет наглядной. Поэтому же мне хотелось бы насадить в садике растений всех мест, где бывали или о которых слышали дети и ты, — как живую память о местах. — Тут настала осень. Темные холодные ночи, серая погода, дожди. Бывает видна луна, давно не виданная. Появились грибы, довольно многочисленные, созрела и уже сходит морошка, созрели черника и голубика¹. Морошки было много, черники вообще мало, а голубичные заросли покрывают всю поверхность острова, но ягод в этом году, сравнительно с прошлым (как говорят), не много. В сравнении же с Посадом ягоды конечно весьма много, стоит выйти за дверь и можно набрать тут же, у усадьбы. Но все же, иногда запариваем морошку и получаем полукисель-полуваренье. Вместо чая завариваем голубику и отчасти чернику, много кислот (молочной и лимонной) и вяжущих веществ, не говоря уже о цвете. Грибы варим. Главным образом попадались лисички, твои любимые, которых здесь много; но последние дни находятся подберезники, подосиновики, белые — в очень небольшом количестве, опята. Сегодня, по случаю дня рождения одного из сотрудников, были даже испечены два пирога — с грибами и с черникой. — Меня заинтересовал вопрос, сколько отходов получается при чистке морошки. Оказалось: один раз 12,9 %, а другой 9,1 %.— Как-то тебе писал, но пишу снова: непременно надо приучать детей к заучиванию наизусть хороших стихов, это развивает память, обогащает язык и питает благородными образами. Пусть заучивают, что кому понравится, но не пустяки. А то, за неимением хорошей пищи, в памяти заседает хлам, безсодержательный и безвкусный.

В подарок тебе, к 24-х летию нашей свадьбы, посылаю тебе портрет². Это — работа хорошего художника, все говорят, что есть большое сходство; но мне судить о нем трудно³. Во всяком случае лучшего здесь не получишь. На фоне — водоросли, на память о работе того времени. Получали ли вы высушенные растения, вложенные в письма? Хорошо, что Мик все-таки поехал несколько проветриться и освежить впечатления. По-видимому моих доверенностей ты все же не получила, да одна из них вероятно уже не нужна. Не знаю также, получила ли ты прошлогодние доверенности, посланные летом. — Часто вспоминаю маленькими Андрея, Госю, Валю, также Шуру и Люсю, особенно первых. Все воспоминание относится ко времени за 30–40–45 лет тому назад, и даже больше, но стоит живо перед глазами, словно происходит сейчас. Госю и Андрея я много носил на руках, водил их гулять и разсказывал им сказки. С Андреем собирал в Сураме чернику, карабкаясь по кручам, причем на одной руке был Андрей, а на другой большая корзина, с которой ходили на рынок за провизией. Вероятно, Андрей забыл, как это было, он был тогда мал, от 2-х до 4-х лет. Помню, как он родился, я тогда кончал курс гимназии. Он, маленький, очень походил на деда, Ивана Андреевича, с новорожденного его я сделал по этому случаю зарисовку. А потом сходство совсем исчезло. Когда кто-нибудь у нас собирался рождаться, нас собирали в одну комнату и мы спали на матрасах, разложенных на полу, так что получалось вроде пикника. А утром нам показывался новый брат или сестра, и мы окружали его при первых купаниях, но боялись дотронуться до него. Университетские годы в памяти гораздо бледнее, как и все позднейшее, кроме относящегося к тебе и к детям. Как будто кроме вас никого и ничего за это время у меня не бывало. Крепко целую тебя, дорогая. Надеюсь, ты теперь уже не скучаешь, т. к. дети вернулись домой.

Павел Флоренский с братом Александром.

Фотография. 1890 г.