Все лгут

Папа схватил меня за руку, ровно в том же месте, где оставил свои отметины Том, и потащил, нет, поволок меня к двери.

– Ай! – вскрикнула я. – Мне больно!

Но папа не отпускал. Гравий на подъездной дорожке впивался в мои босые пятки, и я выронила лодочки, которые были у меня в свободной руке.

– Ты ведешь себя как шлюха, – прошипел он. – Понимаешь ты это или нет?

41

Теперь официально: я была шлюхой.

Это уже были не только догадки Тома, теперь так думали и папа, и Мария. Им стоило написать это у меня на лбу.

Самая распутная шлюха всех времен.

Каждый вечер для нас с папой теперь заканчивался ссорой. Мы сидели в кухне, Мария с Винсентом уходили наверх, но, зная Марию, подозреваю, что она стояла на площадке и слушала нас – слушала и наслаждалась тем, как папа меня отчитывал.

– Ради бога, Ясмин! Встречайся с один парень! Что подумать люди?

Для меня это был новый опыт – раньше папа не особенно вмешивался в мою жизнь, его вполне устраивало, что я получала хорошие оценки.

У некоторых из моих друзей были суперстрогие предки. Одной курдской девушке из нашей баскетбольной команды – Бахар – семья запрещала ездить в спортивный лагерь. А когда Бахар исполнилось семнадцать, ей пришлось бросить баскетбол – ее родители считали такой вид спорта неподходящим для девушки.

Я никогда не понимала, как Бахар могла позволить своим папе с мамой решать за нее такие вещи. Я бы никогда с этим не согласилась. Кстати говоря, что такого сверхопасного может быть в баскетболе?

А теперь мой собственный папа, словно последний талиб, выговаривал мне за то, с кем я встречалась.

– Казимир просто хотел исправить положение, – солгала я, пытаясь объяснить отцу произошедшее тем вечером. – Его брат, Харольд, был со мной не слишком любезен.

Вообще-то это была ложь только наполовину – Харольд ведь действительно вел себя как полная задница, хоть я и не стала жаловаться на него Казимиру.

– Исправить положение? – повторил папа с таким выражением, словно откусил что-то горькое. – Я так не думать.

А потом:

– Что сделать его брат?

– Харольд? Он назвал меня арабкой и высказался в том духе, что мне нужно валить в Африку.

Папины зрачки расширились.

– Я с ним поговорить.

– Нет, ты не станешь этого делать.

Папа сделал несколько глубоких вдохов подряд, и выражение его лица стало немного мягче.

– Неважно. Это не быть оправдание твой поведение.

– Нет. Но Том ко мне не добр, – проскулила я.

– Тогда порвать с ним, неужели это так сложный? Тебе восемнадцать лет, Ясмин! В твой возраст вообще еще не должен быть никакой парень. Ты должен сконцентрироваться на учеба – второй шанс в гимназия у тебя не быть.

Во время одной из таких ссор папа спросил меня по-французски:

– Что ты имела в виду, когда сказала, что Том к тебе не добр?

И я хотела рассказать, даже попыталась, но не смогла, потому что слова застревали в груди, стыд сковывал мне горло, не давая им вырваться наружу.

– Так он не поднимает на тебя руку? – продолжал папа.

– Нет конечно! – воскликнула я, закатив глаза.

Наши ссоры всегда заканчивались одинаково: папа чувствовал, что проигрывает, и что-нибудь швырял – стакан, тарелку, что угодно – через всю кухню прямо в стену.

Бах!

– Почему ты все разрушать, Ясмин? – кричал папа. – Почему?

* * *

Однажды ночью меня разбудил какой-то звук.

Дзынь-дзынь-дзынь.

Похоже было на то, что кто-то стоял на улице и кидался в мое окно маленькими камешками. Так оно и оказалось. Когда в темноте я выглянула наружу, в траве под окном стоял Том, натянув на голову капюшон толстовки и засунув свободную руку в карман джинсов.

Не знаю, о чем я думала. Должно быть, испугалась, что Том перебудит весь дом и папа снова выйдет из себя. Так или иначе, я украдкой спустилась в прихожую, обула кроссовки, накинула на плечи кофту и вышла к нему. Едва я подошла к Тому, как осознала, что это было ошибкой – лицо его было бледным и сосредоточенным, кулаки сжаты.

– Нужно поговорить, – бросил он.

– Ладно, – согласилась я, плотнее запахнув кофту.

На мне была лишь тонкая ночная сорочка, а на улице было холодно – начались заморозки. Лед начинал потихоньку сковывать бухту – над черной водой теперь блестела тонкая корочка. Трава хрустела у меня под ногами, дыхание превращалось в облачка пара, словно предупреждая о надвигающейся угрозе пожара.

Я знала, кто был этой угрозой.

Он поднял взгляд на дом и медленно покачал головой.

– Не здесь, – сказал он и, развернувшись, зашагал в лес, в сторону усадьбы.

Я стояла на месте, словно никак не могла решиться. Он пришел бы в ярость, не последуй я за ним. В то же время по сгорбленной спине Тома, по взгляду, направленному под ноги, по его сжатым кулакам я уже видела, что беды не миновать.

В конце концов он решил все за меня: обернулся, вернулся назад, схватил меня за волосы и потащил в темноту.

– Отпусти! – прошипела я. Страх разбудить папу и Марию все еще был сильнее страха перед Томом.

Но он не отпустил, напротив, Том тащил меня все глубже в тень больших деревьев, к живой изгороди.

– Ай! Что ты делаешь?

– Я знаю, – шипел он.

– Что ты знаешь?