Все люди — враги

— О, вы найдете, непременно! Я не знала, что англичанин способен на такое чувство. Ведь они так легкомысленны! Так презирают естественность! Так надменны! Я рада, что не все они таковы. Когда вы найдете вашу подругу, непременно приезжайте с ней сюда. Я бы хотела поцеловать руку женщины, которую так сильно любят.

Антони встал. Эта женщина невольно причинила ему невыносимую боль. Он положил на стол пять швейцарских Франков.

— Этого достаточно?

— Более чем достаточно. Я вам принесу сдачу.

— Нет, не надо! Мне пора идти. Но — спасибо вам за вашу доброту. Для меня это так необычно и ценно. До свидания.

— До свидания.

Он протянул руку, и девушка крепко пожала ее. Он вышел из душной комнатки, еле видя, куда идет, почти задыхаясь от волнения. В этой заурядной кельнерше было больше деликатности и глубины чувства, чем во всех претенциозных и якобы «утонченных» натурах, которые он встречал в течение многих лет.

Несколько времени он бродил наудачу по улицам, браня себя за этот внезапный взрыв чувств и сознавая, что, после того как он столь долго подавлял их, они способны прорваться с неожиданной силой, едва лишь подавленность исчезнет хоть ненадолго. Ему придется быть осмотрительным с Катой. Тут он впервые сообразил, что у него совершенно не выработано никакого конкретного плана для ее поисков и что не так-то просто найти кого-либо в городе с двухмиллионным населением. Однако он не был обескуражен и чувствовал, что курьезная чувствительная сценка с кельнершей является как бы добрым предзнаменованием.

Он очутился на тихой треугольной площади, с длинными внушительными островерхими домами и большой церковью из красного песчаника. На углу была дощечка с надписью, гласившей, что это — Соборная площадь. Он медленно прошел через низкие притворы, с рядом надгробных плит, разукрашенных пышными замысловатыми резными геральдическими фигурами, и неожиданно вышел на небольшую террасу, откуда открывался вид на Рейн. Стремительная пенистая вода мчалась необычайно быстро и одной лишь силой своего течения переправляла паромы, прицепленные к подвесному тросу посредством подвижного блока. Тони глядел вниз на мосты и часть города, ощетинившуюся заводскими трубами. Вдали кольцо низких холмов окаймляло горизонт. Тони впервые видел верховье Рейна и просидел на террасе до захода солнца, глядя на темнеющее небо и на бешено мчавшуюся воду.

К счастью для энтузиазма, который Швейцария внушила Тони, он уехал уже на следующий день, рано утром. Находиться вне воевавших стран было таким огромным облегчением, что Тони легко простил причуды тупоголовому кондуктору. Окно, слегка приоткрытое, чтобы избавиться от ужасной духоты в слишком натопленном купе, чрезвычайно взбудоражило этого джентльмена. Захлопнув окно с укоризненным грохотом, он уведомил Тони, что официально теперь — зима и все окна должны быть закрыты. Таковы правила. Строжайше воспрещается оставлять окно открытым — кто-нибудь может простудиться. Ну да, конечно, господин пассажир — один в купе, но ведь в любой момент может войти кто-нибудь, и затем — правила суть правила. Не правда ли? Далее, через каждые пятьдесят километров он заходил в купе, чтобы проверить билет Антони, хотя и был предупрежден, что Антони едет без пересадки до самой границы. «Если бы он был любителем схоластической софистики, — подумал Тони, — он мог бы рассуждать следующим образом: как простому смертному, ему прекрасно известно, что данный билет и пассажир следуют прямо до границы, но в своем священном звании железнодорожного кондуктора он не ведает этого». Тони хотелось бы знать, а разрешат ли швейцарскому президенту хоть чуточку приоткрывать окно, когда по календарю значится зима? Вероятно, нет. С анархическим пренебрежением к основному гражданскому долгу Антони решил проблему окна тем, что открывал его, как только удалялось воплощение регламентации, и закрывал, как только слышал, что оно открывает дверь смежного купе. Кондуктор с подозрением нюхал прохладный воздух, но окно было закрыто и правила соблюдены; возможно, что у господина пассажира в кармане кусок льда, но, пока тот не растаял и не замочил подушки, в этом нет нарушения правил. Постепенно между ними установились вполне дружелюбные отношения. Впервые в жизни Тони вдруг ощутил то изысканное наслаждение, которое испытывают французы, ловко обходя свою собственную, невероятно мелочную, регламентацию.

Он собрался с духом для длительной баталии на швейцарско-австрийской границе, вполне уверенный, что ему предстоит свирепый перекрестный допрос под присмотром военного караула, и решил бороться до конца против отказа в разрешении на въезд. Покинуть Швейцарию оказалось весьма легким делом, как только Тони убедил сторожевых псов, что он не везет на себе запрятанных центнеров швейцарского золота.