— Не пытайтесь бежать, делайте то же, что и я.
Сознание Тони, казалось, разделилось на несколько различных частей; с одной стороны, он был глубоко уязвлен тем, что его ударил старый друг, с другой — ему было мучительно стыдно всего этого; кроме того, он испытывал боль от удара и все-таки где-то в глубине его сознание бешено работало, изыскивая способ спасти Робина от тюрьмы. Он повернулся к сержанту со словами:
— Нет, парень удрал.
— Но я видел, как этот человек ударил вас, сэр. У вас лицо в крови.
— Ничего, ничего. Это мистер Флетчер, один из работающих в типографии, он тоже ввязался в драку. Мы бежали оба за одним человеком и столкнулись здесь. На один момент меня ошеломило. Тот человек удрал.
— Ну, я мог бы поклясться, что видел, как этот парень ударил вас мешком с песком или кастетом, или чем-то вроде этого. Но, конечно, раз вы говорите…
— Да, да, — прервал Тони. — Идем, Флетчер, войдем внутрь и выпьем. Кто-нибудь ранен, сержант?
— Ничего особенного, сэр.
Тони свирепо прошептал Робину:
— Спрячьте правую руку в карман, глупец, и не поднимайте шляпы.
Они медленно вошли во двор, переполненный людьми, возбужденно обсуждавшими налет и не обращавшими внимания ни на что больше. Полиция была занята своими пленниками. Не торопясь, шаг за шагом Тони довел Робина до бокового входа, где пока еще не было охраны.
— Идите по этому переулку налево, — прошептал он. — И затем первый поворот направо. Он выведет вас к площади Лэдгэйт. Не ходите до конца переулка, может быть, он до сих пор охраняется, а у вас нет пропуска. И, ради бога, Робин, бросьте заниматься насилием! Теперь ступайте!
— А вы идите к черту, — сказал Робин с ненавистью и исчез.
Несколько секунд Тони стоял, глядя в пустой переулок, словно ожидая, что Робин вернется и все опять будет хорошо и былая дружба восстановится. Затем он осознал, что плечо у него еще болит, царапина на щеке еще кровоточит и что он чувствует себя довольно погано. Быстро пройдя через небольшие группы оживленно болтавших людей, он отправился в умывалку и смыл с лица кровь. Царапина была пустячная — около полудюйма на скуле, но с синяком. Поглядев на плечо, он увидел сильный кровоподтек, который день-другой будет основательно болеть. Хорошо, что удар пришелся не по ключице! В зеркало Тони увидел, что он довольно бледен и все его мускулы слегка дрожат от утомления и волнений драки. Он до тех пор продолжал поливать свое лицо холодной водой, пока не почувствовал себя лучше и у него не прошло ощущение тошноты, а затем направился в буфет в комнате правления, сел там и выпил кофе.
Шум печатных машин прекратился, но Тони услышал, как тронулся и выехал со двора автомобиль, — ему, конечно, следовало бы быть там. Но он продолжал сидеть, испытывая чувство злости и стыда. Какая глупость впутываться в это дело! Старая дружба между ним и Робином гораздо важнее, гораздо реальнее этой грязной ссоры между двумя жалкими группировками. И Робин такой же дурак: думает прибавить себе веса, разыгрывая на рассвете хулиганские штучки и донося об этом товарищам в Клэпхэме. Итак, еще раз — чума на оба ваши дома!..
Его размышления прервало появление Джульена, довольно разгоряченного и сильно перепачканного черным смазочным маслом.
— Хелло! — сказал Джульен. — У вас мрачный вид, Тони. Уже подкормились?
— Да, до некоторой степени. Когда мы сможем уйти?
— Сейчас, если хотите. Последний автомобиль отправлен. Некоторые еще заняты рассылкой газет по почте. Я вам принес одну — мы отпечатали сотню тысяч. Ничего, если я выпью стакан пива перед тем, как мы пойдем?
— Живее! — сказал Тони, беря очень липкий лист, который Джульен протянул ему. Когда он пробежал газету, она показалась ему не стоящей стольких забот и трудов. Новости были скудны: декларация премьер-министра, призыв добровольцев и специальных констеблей с перечислением уже записавшихся, сообщения о том, какие поезда ходят и какие могут пойти, передовая… кто-то титулованный развелся. Поистине — сколько душевных сил и времени затрачено попусту!
Когда они возвращались на квартиру Джульена, было странно видеть, что над городом уже светлеет заря. Несмотря на мусор на грязных улицах, мир казался чистым и свежим, формы и тени домов окрашены в цвет бледной амбры на фоне еще более бледного неба. Им никто не встретился, и мертвые, неосвещенные улицы напомнили Тони о ночах войны, — он почти ждал, что они вот-вот набредут на отряд людей, тихонько посвистывающих по дороге к своему эшелону. Но ничто не нарушало молчания, и Лондон был тих, как гробница.
Тони не был огорчен, когда добрался до постели.
VI