Возвращаясь однажды к вечеру с прогулки по Сити, Тони мельком увидел, что на перекрестках стояло по два дежурных полисмена. Он заметил, что на одном посту они властно остановили все движение, и, оглянувшись назад, узрел такое зрелище, которое никогда не ожидал увидеть на улицах Лондона. Мимо него медленно проехал броневик с двумя офицерами, причем в пулемет была заложена лента, а за броневиком следовали груженые автомобили, где за шофера сидел гвардеец, а рядом с ним вооруженный сержант, и вооруженный же солдат сидел на заднем конце грузовика. После каждых пяти-шести грузовиков шел опять броневик. Они везли пищевые продукты из доков, доступ к которым был до сих пор прегражден огромной толпой докеров, постоянно стоявших около ворот и пассивно отказывавшихся расходиться. Гвардия заняла доки ночью с реки и оттеснила эту охрану, а теперь устраивалась демонстрация вооруженных сил. Тони смотрел на все это с отвращением и заметил, что приветствия раздавались главным образом со стороны женщин.
Несколько дней спустя Тони был разбужен телефонным звонком и услышал, как Джульен ответил сначала сонно, а затем что-то вскрикнул. Через секунду он открыл дверь к Тони и крикнул:
— Забастовка кончена, служивый! Маргарет у телефона и хочет говорить с вами.
Тони выкарабкался из постели и подошел к телефону. Он услышал голос Маргарет, говорившей с воинственным триумфом, что заставило Тони содрогнуться: так сильно, это пробудило в нем воспоминания о другой, недавней «победе»!
— Мы победили! Не правда ли, великолепно?
— Великолепно! — иронически согласился Тони. — Это обошлось мне только в двадцать фунтов плюс потеря шляпы и порча моего характера.
— Но, Тони, нельзя же думать только о себе! Ведь тред-юнионы разбиты!
— Разбиты? Я искренно надеюсь, что нет.
— Они разбиты, и все говорят, что это начало новой эпохи.
— Ну, мне жаль, что я такой плохой энтузиаст, — отвечал Тони, — но я не доверяю официальному провозглашению новых эпох. Их было по крайней мере две на моей памяти, и оба раза они были весьма неприятны! И все же я действительно рад, что это кончилось. Я верю в мир и надеюсь на здравый смысл.
За завтраком он сказал Джульену:
— Надеюсь, ваша публика больше не нуждается во мне? Говоря искренно, я не буду огорчен, несмотря на замечательное гостеприимство в отношении бутербродов и пива.
— Не знаю, — отвечал Джульен. — Пожалуй, лучше будет пойти и посмотреть.
— Хорошо, но назад пойдем по набережной, после ночных кошмаров приятно подышать воздухом и поглядеть на небо.
Они застали контору газеты в состоянии великого возбуждения, и их предупредили, что они будут нужны еще два или три дня. Тони спросил почему, и ему ответили, что требуется время, чтобы выторговать условия, на которых рабочие будут приняты обратно. Прежние соглашения были аннулированы, и случай для пересмотра их слишком удобен, чтобы прозевать его. Тони не сделал никаких комментариев, но подумал об очень многом.
Выйдя из конторы, они дошли по боковой улице до набережной. Несколько такси с визгом промчались туда и сюда, и одинокий трамвай медленно тащился по Блэкфрайерскому мосту. Не будь их, улица была бы совсем пуста; усеивавшие ее грязные бумажонки и всякий мусор разлетались в облаках пыли, вздымаемой ветром. Морские чайки кричали над грязной речной водой, которая пенилась вокруг контуров барж, ошвартовавшихся у противоположного берега. Небо было покрыто тучами.
— Давайте посидим, — сказал Тони, усаживаясь на скамейку.
— Устали?
— Нет. Хоть я и не молод, но и не так уж стар; я чувствую себя подавленным и раздраженным.
— Почему? Вам следовало бы радоваться, что все это кончилось.
— Так и есть, но меня раздражает такое использование нас, пока людей обжуливают, как хотят. Наглость — вот как я это называю! Во всяком случае мы… я пришел к ним, чтобы помочь обслуживать важнейшие потребности страны во время кризиса, а не драться за предпринимателей в их борьбе. Я склоняюсь к дезертирству.
— Не делайте этого, — воскликнул встревоженный Джульен. — Подумайте, в каком неловком положении окажусь я. Кроме того, не думаю, что вам надо огорчаться за рабочих. Благодаря конкуренции заработная плата поднялась фантастически высоко, и Грегори уверяет меня, что рабочие не откладывают лишних денег и даже не тратят их дома, а все пропивают и проигрывают.
— Как может Грегори знать? Да и во всяком случае, почему бы им не тратить заработанных ими денег, как им хочется, ведь люди, совсем не зарабатывающие своих денег, пришли бы в ярость, если бы вы им только намекнули, что хотите вмешаться в их траты. Замечательно, Джульен, что люди, которых я должен называть своим классом, желают делать только то, что им нравится, и добродетельнейшим образом возмущаются, когда те, кого они называют ниже себя стоящими, подражают им! Заметили ли вы какое-нибудь сокращение в потреблении коктейлей или в количестве проигрываемых денег в замкнутых светских кругах?
Джульен пожал плечами.
— Ну, это не наше дело.