Все люди — враги

Вечером Тони пришел в контору газеты поздно и в мрачном настроении. За обедом Маргарет вернулась к старой тактике: во всем молчаливое неодобрение. По-видимому, его отношение к утреннему известию породило в ней подозрение, что, в конце концов, Тони вовсе не собирался стать хорошим мальчиком и делать то, что надо. Она даже намекнула ему на это, обвинив его в легкомыслии и безответственности. К вещам такого рода он приготовился, но был не так уж готов спорить или соглашаться с соображениями, которые, разумеется, приходили ему в голову и раньше, но теперь вернулись с новой силой. Вне зависимости от своей личной изолированности, которую он соглашался считать общей судьбой или своей личной ошибкой, он чувствовал, что для каждого среднеразвитого и разумного человека становится все более и более невозможным принимать участие в коллективной жизни по убеждению. Требования правительства, корпораций и вождей общества можно грубо, но точно свести к такой грубой фразе: «Нам нужны твои деньги». В то же время становится все труднее и труднее препятствовать другим вмешиваться в вашу жизнь под более или менее глупым предлогом и таким образом делать ее невозможной; это, быть может, и объясняет, почему так много людей всяких национальностей желают жить за пределами своей родины. Хороший гражданин превратился во вьючного мула, чтобы таскать ношу честолюбивых замыслов и неудач других людей.

К несчастью, тут ничего нельзя поделать. Массы людей, пораженных тупым оптимизмом и узколобым научным догматизмом прошлого столетия, слишком многочисленны, чтобы их можно было цивилизовать, и потому они, вероятно, будут отступать и дальше в состояние выцветшего и посредственного варварства. Куда бы ты ни пошел, везде слишком много людей, которые наступают друг другу на ноги и дышат друг другу в затылки. Они вывели экономическую систему, которая явно проваливается, а между тем — и это просто сводит с ума — ты вполне зависишь от нее. Единственными прочными экономическими единицами являются сами себя обслуживающие монастырские общины, но в случае какой-либо свалки их немедленно разгромит чернь, которую больше не будет сдерживать суеверный страх. И что за хаос в пространстве между чернью и миллионерами! К тому же у современности нет эквивалента церковного отлучения, чтобы хотя бы при помощи запугивания сделать миллионеров порядочными…

* * *

Как только стачка была прекращена, начался массовый наплыв добровольцев в редакцию газеты, и они внесли кое-какое развлечение. Многие из них немедленно же прикрепились к таинственным «штабам», которые образовались внутри здания, по-видимому, главным образом в целях захвата ограниченного количества автомобилей, пригодных для возвращения домой с удобствами. Другие только бегали всюду и болтались под ногами у тех, кто работал. Появилось огромное количество автомобилей для развозки газет. Газета печаталась невероятным тиражом, чтобы разнести счастливое известие повсюду, хотя оно давно уже было известно в Англии каждому, кто достиг трехлетнего возраста. Люди, входившие и выходившие с пакетами на плечах, шептали, что среди добровольцев есть знатные особы.

Один из тех автомобилей, которые трещали, пыхтели и загромождали внутренний двор, якобы принадлежал некой маркизе, взявшейся за доставку газет. Тони случайно был среди работавших по погрузке автомобиля, а затем отошел назад посмотреть, какой тронется. Небольшая группа людей стояла перед автомобилем, сияя от удовольствия, которое им доставлял разговор с леди, а желтоволосый бывший офицерик, решивший, что дело надо делать как следует, проверял устойчивость наваленных грудой пакетов. Не посмотрев кругом, леди улыбнулась, кивнула своей маленькой свите и пустила автомобиль. Мучительный вопль экс-джентльмена страшным эхом прозвучал по двору:

— Черт! Проклятая сука переехала мне ногу!

Убедившись в том, что молодой человек не был ранен серьезно, Тони вошел в здание, отыскал свою шляпу и ушел. С его точки зрения, этот бывший офицерик изрек самую подходящую эпитафию для Великой Всеобщей Забастовки!

Часть четвертая 1927

I

По дороге в ванную комнату Тони задержался немного, чтобы взглянуть из окна на ту небольшую часть февральского Лондона, которую мог назвать своей. Облачное небо висело метрах в трех над мокрыми крышами, а ткань воздуха походила на ту, которую дантовский ангел в аду устало снимает со своего лица, как грязное покрывало. Какой-то шофер с привычной ловкостью выровнял ход своего страшно заскользившего автобуса и затем уже безопасно покатил дальше, как на санках, свой тяжелый груз. Тони рассеянно пробормотал:

— Даждь нам мир в наши дни, о Боже, ибо никто не сражается за тебя, только мы, о Боже, а мы — армия Фреда Карно!