Все люди — враги

Они пришли на пьяццу как раз тогда, когда воспоминания Тони дошли до момента его приезда в Вену.

— Ну, — сказал он, — отправим наши письма. Я расскажу тебе остальное в другой раз.

— Что ты делал в Вене?

— О, я бродил как лунатик в попытках найти тебя, пошел по старому адресу, расспрашивал всяких неприятных людей, меня унизил, отчитал проклятый бош-полицейский, — прости, голубчик, но он был бош.

— Я не сомневаюсь, — сказала Ката, вздыхая. — У нас их до сих пор много даже в Австрии.

— Правда, он был не так уж плох, ничего похожего на прусских полицейских, которых я никогда не устану ненавидеть. Но забудем их. Моя Германия — Германия Гейне, и Моцарта, и Каты!

Они отправили письма, а затем завернули в маленькую улочку с магазинами, ведущую вверх от пьяццы к аллее акаций и саду с каким-то кафе. Магазины были не очень хорошие, а цены абсурдно высокие; но Тони очень хотелось накупить Кате каких-нибудь платьев. Покупки надо было сделать в тот же день, иначе это уже не будет так приятно. Он попросил ее подождать его минутку у Farmacia[226], купил ненужную ему зубную пасту, а затем спросил, нет ли здесь какой-нибудь солидной и недорогой портнихи. Аптекарь сказал, что его сестра держит магазин дамских платьев по той же улице, через шесть домов с правой стороны, и дал ему без особой необходимости рекламную карточку.

— А белье? — спросил Тони. — Есть тут кто-нибудь, кто не так уж дико запрашивает?

— А, синьоре, этого я не знаю. Вы должны спросить мою сестру.

С наружной стороны магазина висел ряд платьев, и Тони, как будто случайно, остановился перед ними. Он потянул одно, другое и показал их Кате:

— Что ты думаешь о них? Очень убогие, не правда ли?

— О, они вовсе не так плохи, Тони, но это дорого, почти так же дорого, как у нас.

— Войдем и посмотрим, что у нее есть. Идем. Мы можем не покупать, если ты не захочешь.

Тони предъявил карточку аптекаря и потребовал la padrona[227], которой шепнул, что синьоре нужно одно платье немедленно и два надо сшить, — если найдутся хорошие материи и цены будут христианские.

— Ты не должна обращать внимания на то, что я торгуюсь, — сказал Тони Кате, — просто это необходимо с такими людьми. Для них это часть обязательного удовольствия.

— Что, неужели я их не знаю! Но, правда, мой дорогой, мне не нужны платья. У меня есть это и еще одно со мной, и еще несколько прибудут из Вены.

— Ничего. Давай посмотрим.

Им показали много готовых платьев, замечательно хороших, если принять во внимание, что все это происходило на забытом острове. Правда, магазин снабжал платьями население вилл, а также и приезжающих на Эю на зиму. Ката прикладывала платья к себе перед зеркалом по очереди одно за другим, и Тони заметил, что ей особенно понравилось одно — красного шелка. Потом она посмотрела на билетик с ценой и положила платье, как будто бы билетик укусил ее.

— Мне, пожалуй, нравится это, — сказал Тони. — Примерь его, Ката.

— Это ужасно дорого, Тони.

— Сколько?

— Семьсот лир.

— Ничего. Надень его. Мне хочется посмотреть на тебя в нем.

Приказчица поставила ширму, и Ката переоделась в это платье.

— Выйди к свету, и дай я на тебя погляжу.

Она была очаровательной в нем, и на неопытный взгляд Тони платье, по-видимому, сидело отлично. Поскольку дело касалось Тони, выражение удовольствия на лице Каты было для него гораздо дороже цены платья. За минуту до того Тони испытывал искушение морализировать над любовью лучших из женщин к тряпкам, но теперь он уже допускал, что женщины вправе обращать внимание на свои платья. Платья больше, чем социальный паспорт; они — признание эстетического принципа, моральной истины — прекрасное тело должно быть одето подобающим образом. Разница между Катой, одетой в модельное платье (даже итальянское), и Катой в убогом ситцевом платье была так разительна, что это заметил бы даже муж. Казалось, что она получила моральную поддержку от хорошего материала и фасона. Все это пробежало в мыслях Тони, когда он слушал, как приказчица красноречиво объясняла, что платье было сделано для Duchessa di Pignatelli Montaleone и ни разу не было надето, — она капризная, но зато богатая, эта герцогиня; разумеется, им пришлось взять его обратно, так как оно ей не понравилось.

— Тебе оно нравится, Ката?

— Оно чудесное. Но, Тони, это уж слишком дорого. Ты и думать не должен о нем.

Все же она не могла удержаться от удовольствия поглядеться еще раз в зеркало и грациозно поворачивалась из стороны в сторону, поглядывая через плечо на свое отражение. Поразительный талант приспособления, — подумал Тони; сразу видно, что она привыкла к хорошим couturieres[228], а еще вчера была скромной мелкой служащей в отпуску. Объяви я сейчас, что я переодетый король испанский, сбривший свой габсбургский подбородок, — она отлично справилась бы с высоким положением. А я бы не справился!

— Тут нужно кое-что переделать, — сказала суетливая приказчица, — и тогда оно будет синьоре как раз.

— Мы возьмем его, — сказал Тони по-английски, — пусть она переделывает, Ката…

— О, я могла бы это сделать сама, но Тони…