Все люди — враги

— Ты знаешь, — сказал Тони в коляске, — я четыре раза в своей жизни ездил в верхнюю деревню, и вот с тобой в первый раз. Как ясно я помню остальные три поездки и как я буду крепко помнить эту, самую лучшую. Первый раз это было в 1914 году. Я ехал в восторге от красоты местности, и мне и не снилось, что здесь я встречу тебя. Во второй раз — это было после войны, когда я приехал попрощаться, как думал я, со всеми местами, имевшими для меня значение из-за тебя. А третий раз это было вчера. Кажется, это было так давно. Неужели это произошло только вчера? Ты уверена, Ката? Слишком много я болтаю? Я не даю тебе времени вставить и слово.

— Нет, ты не болтаешь слишком много, — сказала Ката, смеясь, — и, да, я знаю наверное, ты приехал только вчера. О Тони, могли ли мы придумать что-нибудь чудеснее, что-нибудь серьезнее? Я ненавижу страдание, и нищету, и горе, и унижение и не верю, что они делают людей изысканнее, тоньше. И тем не менее все это утро я не могла отделаться от мысли, что если бы мы раньше не погрузились в такие беды, мы не поднялись бы на высоту такого счастья.

— Я не знаю, — ответил Тони медленно. — Мы никогда не узнаем, что мы потеряли или выиграли, потому что мы никогда не сможем угадать, какими бы были наши жизни, если бы нас так грубо не разлучили в 1914 году. Может быть, поскольку мы были молоды и глупы, мы зря погубили бы драгоценную жемчужину, а может быть, мы достигли бы такой высоты, какой мы не можем себе вообразить даже теперь. Что же касается этого утра, то покупки — забава, примитивная забава. На самом деле я наслаждался не вещами, но самым дарением, и ты наслаждалась тем, что дарила мне радость, принимая эти вещи. Ты знаешь, я считаю, это редкость в женщинах. Я говорю не о том, как принимают в дар всякие предметы, имущество — даже самые плохие женщины отлично делают это, — я говорю о том, как принимают в дар человека. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Что нас учили «отдавать» себя и при этом так эгоистически наслаждаться этим; и тогда мы теряли понимание, вернее — смирение, с которым мы должны принимать в дар самого человека? Так?

— В этом роде, хотя ты слишком упрощаешь. Вещи, которые мы купили утром, имеют для меня только символическую ценность. Каждую минуту, если бы ты захотела, ты могла бы сберечь мои деньги и испортить мне утро. Но ты этого не сделала. Моя жизнь, мое тело, мой разум и все мое существо — гораздо ценнее, несравненно ценнее, чем эти грязные клочки бумаги, от которых мы отделались. Если ты примешь в дар самого меня, а я знаю, что ты примешь — так же изящно, как ты приняла мои подарки «на жизнь в любви», — то ты действительно отдашь себя. Как я плохо выражаюсь!

Ката не ответила, но взяла его руку и поцеловала ее.

«Как буржуазно у меня получилось с этими деньгами, — думал Тони, умываясь к ленчу. — Она проста и справедлива во всех таких вещах, и она приняла бы нежно и грациозно все то малое, что я могу подарить ей. Она не презирает вещей, у нее нет ложной скромности. Я надеюсь, она становится счастливее от того, что ест мой хлеб, и пьет мое вино, и носит убогие наряды, которые я могу подарить ей; счастливее, чем если бы все это было ее собственное. Но, черт возьми, нельзя же дать на чай герцогине! И, черт возьми, я забыл купить ей новую шляпу, ей так идет старая».

IX

— Я рада, что сегодня Баббо не проявил всех своих талантов, — сказала Ката, прибавляя себе spaghetti al burro[229], которые Мамма оставила на столе. — Мне понравился твой вчерашний завтрак, Тони. Он был отличный, но я бы не смогла есть это сегодня опять.

— И я тоже. И я думаю, что мы выпьем лимонаду вместо вина. Вино не следует пить в середине дня. Будем пить вино вечером.

— Что за невероятное количество spaghetti, — сказала Ката, глядя на свернувшиеся кольцом массы, которые почти не уменьшились от того, что их ели. — Как итальянцы могут есть столько? Помогает ли климат, или вино, или привычка? Так, например, немцы пьют пиво.

— Как ты мила в этом платье, — сказал Тони, глядя на нее с восхищением. — Я должен достать себе пару туфель на веревочной подошве, чтобы созерцать его.

— Ах, не порти комплимента! Ты всегда будешь говорить мне все приятные вещи, которые тебе приходят в голову, Тони?

— Тогда бы я говорил весь день.

— Ну хоть иногда, один раз в час или вроде этого? Ты знаешь, как важно для женщин, чтобы им говорили, как ими восхищаются, и любят, и желают их? Мы должны делать вид, что мы так сильно уверены в себе, а на самом деле этого нет. Нас все время надо убеждать в этом. Если бы ты знал, как женщина благодарна за каждый краткий миг подлинного восхищения! Мы похожи на кошку перед блюдцем с молоком — мы слизываем только сливки. Но это должны быть настоящие сливки, понимаешь?

— Теперь ты смутила меня. Я собирался сказать что-то о твоих глазах.

— О, скажи! Ну пожалуйста!

— Это выйдет теперь довольно глупо, когда мне надо думать об этом. Я только хотел сказать, что вчера у меня все время было болезненное ощущение, когда я видел твои грустные и даже немного испуганные глаза. А сегодня…

— Сегодня?