Все люди — враги

— Ты слишком сообразителен, Тони! Первая часть этого сюрприза — раздобыть туфли на веревочной подошве, и я собираюсь купить их нам обоим.

— А что будет со старыми туфлями?

— Оставим их в лавке, глупышка, и заберем их потом. На этот раз ты не оказался сообразительным.

— Я подыгрываю тебе.

— Ты лжешь мне в первый раз за сегодняшний день, Тони.

— О, не обижайте меня, — захныкал Тони, — как вы можете так обращаться с бедной девушкой?

Они купили туфли на веревочной подошве и переобулись там же, в маленькой лавчонке, с неизменным портретом короля, поглядывавшего на портрет «Дуче». У короля было такое выражение, будто он только что попробовал что-то очень гадкое, а лицо дуче выражало чувства человека, на которого во время исполнения им его общественных обязанностей начала оказывать свое действие принятая им касторка, и уже ничего нельзя было поделать!

— Красивый у вас в Австрии президент, Ката? — спросил Тони, когда Ката вывела его из деревни.

— Нет, мой дорогой. А в чем дело?

— О, ничего, — я только что мысленно снимал шляпу перед королем Георгом.

— Это, должно быть, забавно. У тебя мысленная шляпа?

— Ты заметила, что я болтаю глупости? Конечно, но уверяю тебя, Ката, милая, это самая слабая острота, какую когда-либо сочиняли. Такая слабая, что единственно возможное оправдание для нее в том, что влюбленность сделала меня слабоумным.

— Это не комплимент — говорить, что ты из-за меня делаешься слабоумным.

— Смотри! — воскликнул Тони. — Вот ящерица! Ты когда-нибудь в жизни поймала хоть одну ящерицу, Ката?

— Нет, ни разу. Мне было бы страшно и дотронуться до нее. Если бы она стала извиваться, я бы завизжала.

— Их ужасно трудно ловить, — сказал Тони весьма торжественно. — Голыми руками то есть, и если ловить честно. Нельзя их давить. Я еще никогда не мог их поймать. Вот! Видишь? Она убежала опять.

— А ты лежи тихонько несколько часов, пока какая-нибудь ящерица сама не прибежит к тебе в руку, — сказала Ката, смеясь. — Какой ты глупый, Тони! И ты не догадался еще, куда мы идем?

— Я догадался, когда ты сказала — «туфли на веревочной подошве». Мы идем к маленькому заливчику, где мы купались когда-то, — не так ли?

Ката кивнула головой.

— Ну, теперь давай мне мешок. Дорожка очень неровная и крутая.

— Нет, я сама понесу его, а ты можешь взять мой зонтик, когда мы дойдем до самого трудного места.

Они прошли через открытый лужок, заросший ракитником, цитусом и индийскими фигами, спустились вниз по крутой тропинке и, держась за руки, молча остановились у края прозрачной воды.

— За одно мы должны быть благодарны судьбе, — сказал Тони наконец, чувствуя, что он должен говорить беспечно, или клубок снова подкатит ему к горлу, — за тот счастливый факт, что деловые люди еще не открыли этот крохотный уголок. Если бы они обнаружили здесь возможность сделать деньги, они взорвали бы скалу и превратили заливчик в Плавательный Бассейн Хоровода Поразительных Красавиц и построили бы казино, затем по ночам устраивали бы цветные фонтаны.

— О, не надо, не надо, Тони! Пожалуйста, прекрати. Я не могу этого выносить. Я убью всякого, кто захочет испортить это место. В этот свой приезд я спускалась сюда каждый день. Я не была здесь только вчера.

— Что ты делала здесь?

— Садилась и думала, и думала, и вспоминала тебя, и немножко плакала, и жалела, что не умерла в тот день, когда мы вместе покидали Эю, — но теперь я рада, что этого не случилось.

— Я тоже приходил сюда в 1919 году, — сказал Тони задумчиво. — Был осенний день, теплый, но меланхоличный.

— И что ты сделал?

— Вспомнил все так ясно, что увидел твое белое тело в прозрачной воде, и так желал тебя, как будто вся моя плоть разрывалась. Потом мне захотелось плакать, потом я сорвал несколько цветов и бросил их в воду на память о тебе, попрощался с этим местом и ушел. Я тогда никак не думал, что буду снова стоять здесь, а еще меньше — что это будет с тобой, с новой, еще более чудесной Катой.

— Я была тогда очень развязна и старалась соблазнить тебя, Тони? Я почти краснею, когда вспоминаю, как бегала за тобой.

— Да, ты была соблазнительна, но не развязна. Кажется, я был уже очень, очень влюблен в тебя, хотя в сравнении с теперешним океаном даже это только лужица.

— Ты был тогда такой ласковый и нежный. Тебе приходилось очень сдерживаться, чтобы вести себя так мило?

— Моя дорогая, я готов был яррростно повалить тебя на камни и гнусным обррразом обесчестить тебя!

— Ты этого не сделал. Ты был робкий.

— И неуклюжий. Я знаю. Но ты не настаивай на этом слишком, а то мне станет стыдно за того неловкого мальчика.

— Ты вовсе не был неуклюж, и мне нравилась твоя робость, хотя я тогда не знала, не понимала, насколько она очаровательна. А что касается стыда, — прибавила она, начиная раздеваться, — ты знаешь, ведь сегодня ты заставил меня потерять всякий стыд, так что тебе придется поступать по моему примеру.

— Как чудесно, что мы снова можем купаться здесь, — сказал Тони, тоже начиная раздеваться. — Как ты думаешь, вода холодная?

— Не холоднее, чем была тогда, а нам она показалась теплой.