— Вот что это означает? Забавный у вас жаргон в Англии. — Затем она добавила: — Я не могу валяться в этом новом платье и мять его. Я надену старое. Ты можешь смотреть на меня, если тебе это нравится.
— Это мне нравится. Не знаю, почему мужчины любят смотреть, как женщины раздеваются, но они очень любят это. И почти каждую минуту я испытываю к тебе благодарность, Ката, за изящество твоих движений.
— Я сниму и чулки, — сказала Ката, — но это ничего не значит. Для тебя это не обязательно.
— Можно мне снять ботинки, чтобы не запачкать покрывала на кровати?
Ката засмеялась, и он истолковал ее смех как согласие.
Они легли, и Тони обнял ее, ее голова лежала у него на левом плече, и он держал в своей руке ее свободную руку. Потом он начал целовать ее, и постепенно ее прохладные, упругие губы становились горячее, а ее грудь тесно прижималась к его телу. Если бы у него раньше были какие-нибудь сомнения — а их не было, — он теперь узнал бы наверное, что это нежное тело рядом с ним было потерянной половиной его самого. Когда губы ее так долго прижимались к его губам, он ощущал такую полноту физической жизни, какой не только никогда до этого не знал, даже в прошлом с Катой, но и никогда не мог себе представить. Ему казалось, что вся комната вздрагивала в такт биения их крови.
Ката тихо отвела губы и долгое время лежала совсем неподвижно, склонив голову ему на грудь. Тони не двигался, и золотой поток жизни переливался между ними от одного к другому.
— Тони!
— Да?
— Сказать тебе, почему я просила тебя сделать так?
— Если ты хочешь, милая.
— Я… я так долго была целомудренной.
— Бедняжка моя!
— О, мне теперь все равно! Но оказалось, что я стала робкой. Ты не поверил бы этому, зная меня, не правда ли? Мне было стыдно стоять перед тобой обнаженной, стыдно, чтобы меня трогал мужчина, даже ты… даже ты.
— Не бойся, Ката. Я не сделаю ничего, чего ты не хочешь…
— Я больше не боюсь.
Она снова замолчала, а затем подняла его руку к своему лицу и стала нежно целовать ладонь.
— Тони!
— Да?
— Лежи тихо, совсем тихо.
— Не бойся.
Ему казалось, что он прежде всего должен выполнять желания Каты. Ничто не должно было смутить или осквернить ее. А в прошлом ее тело и душа были осквернены, и надо было стереть это прошлое для того, чтобы ее тело снова стало свободным. Ей так же надо было выздороветь и укрепиться после ее войны, как это было с ним; и Тони поклялся самому себе, что он предоставит Кате вести его шаг за шагом в их браке, какой бы временной сдержанности это ни стоило ему.
Ката лежала тихо, тихо. Тони даже подумал, что она уснула. Но, приподняв немного голову, он по длинным ресницам Каты увидел, что ее глаза широко открыты. Минуты проходили, а оба они продолжали лежать совсем неподвижно. Тони почти вздрогнул, когда Ката сказала тихо:
— Тони!
— Да?
— Подними мою голову, погляди мне в глаза и поцелуй меня.
Он сделал, как она просила, но, встретив ее взгляд, почувствовал, что дрожь острого счастья прошла по всему его телу. Он никогда не видел такого выражения на лице женщины, никогда не глядел в такие сияющие глаза, напоминающие о цветах и звездах. Такой взгляд бывает у женщины, когда она допускает человека в святая святых своей жизни. Тони поглядел в ее глаза и поцеловал ее, поднял ее голову, чтобы увидеть снова это таинственное чудо, и снова поцеловал ее. Она закрыла глаза и слегка отвернулась, и он сразу отодвинулся, глядя на нее.
— Тебе нужно, чтобы я сказала, что я люблю тебя? — сказала Ката.
— Нет.
— А мне нужно.
— Ты не можешь высказать и крохотной доли того, что я увидел в твоих глазах.
— Ты видел?
— Да.
— Надеюсь, что они были так же красивы, как твои.
— Гораздо красивее. Действительно, мои-то глаза!
— Ты их не видишь.
Ката встала, отошла от кровати и, стоя к нему спиной, стала приглаживать волосы перед маленьким зеркальцем.
— Тони, — начала она более простым, житейским тоном.
— Да?
— Это тебе не было трудно?
— Как раз наоборот. Это было лучше всего, что я когда-либо испытал.
— Сегодня утром я благодарила тебя за то, что ты возвращаешь мне жизнь. Теперь я благодарна тебе за то, что ты возвратил мне мое тело и мою женственность.
Тони с трудом проглотил клубок в горле и еле вымолвил:
— Я счастлив…
Ката умылась и напудрила лицо и потом повернулась к нему, весело говоря своим обычным голосом:
— Я буду предводительствовать и дальше? Или генерал хочет сам командовать своими войсками?
— Он согласен оставить их обер-лейтенантше.
— Тогда мы идем гулять. Сколько времени?
— Десять минут четвертого. Мне надо надеть ботинки.
Они быстро прошли через двор, желая избежать встречи с Маммой и Баббо, в которых (хотя те и бывали очень милы по временам) Тони и Ката сейчас не очень нуждались. Апрельское солнце уже припекало, и когда они вышли на деревенскую улицу, Ката раскрыла свой новый зонтик.
— Взять мне твой мешок? — спросил Тони, увидев, что Ката несет свой полотняный мешочек для завтрака, аккуратно застегнутый булавкой.
— Нет. Это входит в новый сюрприз, хотя я боюсь, что ты скоро его разгадаешь.
— Ты не натрешь себе пяток без чулок?