Все люди — враги

Уже спустились ранние сумерки, когда Антони сел в поезд, чтобы вернуться в Париж. Поезда, идущие в город, были переполнены народом, возвращающимся в пригороды, но в Париж ехало мало народу, и Тони был один в своем тускло освещенном купе. В окно он видел смутные, незнакомые очертания лесистых холмов, а в отдалении — огромное зарево Парижа, как бы отражавшее закат. Он чувствовал упадок энергии и настроения, который охватывает в сумерки одиноких людей в чужой стране, а также и усталость от ходьбы и зрительных впечатлений дня. Проникнется ли Маргарет духом Версаля, или же для нее это будет просто парк и дворец с обрывками истории и несколькими именами, которые необходимо знать? Ехать туда с человеком, неспособным воспламениться, значило бы утратить поэзию и оказаться в опошленном туристами месте. Как мало знаешь друг друга! Она может оказаться созвучной ему, может даже найти больше, чем он; но может и преподнести ему избитые фразы о том, что живешь в прошлом, будучи вместе с тем «современной».

Он закрыл глаза и постарался вспомнить те места, которые ему хотелось показать Маргарет, — величественный парадный въезд и нарядный центральный дворец эпохи Людовика XIII, вид с террасы на газоны к далекому, меланхолическому горизонту, фонтан с фигурами детей — создание Донателло[50] — и аллею к фонтану, изображающему Нептуна с двумя рядами чудесных бронзовых играющих детей, фонтан с гроздьями винограда, колонны из красного с прожилками мрамора Большого Трианона[51] и синюю с золотом решетку «Trianon sous Bois», павильон Помпадур[52]… И больше всего аллеи деревьев. Тут из деревьев сотворена прекрасная поэма, симметричная, как трагедия Расина, подобно тому как англичане создали беспредметную лирику из своих цветников. С какой насмешкой отнеслись бы Стивен и Робин к его сентиментальным восторгам, вызванным старым жилищем гнилых деспотов! Но зачем отрицать переживания, в особенности переживания чувств? И что за глупая поза утверждать, будто все и так известно! Отрицать впечатление, производимое Версалем, лишь потому, что все там побывали, все равно что отказываться переживать страсти Лира и Гамлета, потому что о них все читали.

Версаль и Париж — символы двух враждебных человеческих верований: мистическая вера в человека-бога, в фараона, в котором сосредоточены и осуществлены все жизни, и мистическая вера в народ-богоносец, который безгрешен, чей глас — божий глас и чьими устами глаголет мудрость. Всю историю человечества можно рассматривать как столкновение этих двух начал — неразрешимая загадка-головоломка, непримиримые противоречия. И одно не может ничего сделать без другого — полная победа одного ведет к прозябанию и бесплодию. Что значит народ без героев, его вдохновляющих; что значат герои без народа, для которого нужно трудиться? Геркулес столь же бессмыслен, как и прерафаэлитский странствующий рыцарь, если он совершает свои подвиги не для народа. Религия народа, разрушившего Римскую империю, должна была воплотиться в историю жизни и страданий бога-человека, а затем, чтобы продолжать свое существование, была вынуждена создать иерархию с сенатом из духовных князей и увенчанного тройной короной слугу божьих слуг. Когда богочеловек — Александр, тогда сам народ становится героическим; когда он — Траян[53], народ разделяет с ним его спокойное царствование, и потомство называет это золотым веком. Но что происходит, если он Гелиогабал или Людовик XV? Даже страстная французская революция вынуждена была вещать устами Дантона и Робеспьера, а когда народ действует через Каррье[54] и Фукье-Тенвиля[55]… устами Бонапарта. Спустя сто двадцать пять лет мы все еще стремимся выполнить заветы 1789 года. Но страсть выдохлась и свелась к пикированию на парламентских выборах, а декларация прав человека выродилась в муниципализацию трамвая, в государственное страхование и тридцатишиллинговый минимум недельного заработка. Затхлость, затхлость, ограниченность, застой, бездарность. Они хотят обновить мир, а вместо этого грызутся из-за денег и приходского колодца. Разрешите мне представить друг другу два столетия: Дантон! Мистер Сидней Уэбб[56]!

Случилось так, что Маргарет не захотела поехать в Версаль, а потому отпали опасения Тони и его планы показать ей все самое лучшее. Они поехали на речном пароходе в Сен-Клу и гуляли в окрестных лесах.