Все люди — враги

Чему я научился здесь, в Италии, от ее поколений художников — это тому, что жизнь является самоцелью. Если не жить настоящим, то можно с таким же успехом умереть. Если бы существовала загробная жизнь, я бы сказал, что лучший способ заслужить ее — это прожить данную тебе сейчас жизнь «с увлечением», как говорит Скроп. Могу себе представить, как должен гневаться Бог, когда смертные из ханжеских побуждений отвергают все его прекрасные дары! И меня не удивило бы, если бы Бог наказал этих людей, наделив их бесконечным рядом последовательных жизней, причем они неизменно проводили бы каждую данную жизнь в умерщвлении своей плоти, дабы достойно встретить следующую. Моя молитва гласила бы: «Всевышний, я прожил жизнь, которую ты мне дал, так ярко и полно, как только позволила мне моя природа, а если упустил воспользоваться или дурно воспользовался каким-нибудь из твоих даров, то сделал это от неведения. Если впереди меня ждет небытие — прими мою благодарность за это единственное, мимолетное видение твоего дивного творения! Если же меня ждет другая жизнь, будь уверен, что я постараюсь насладиться ею еще больше, чем нынешней. А если ты сам не существуешь — это не меняет дела: моя признательность все равно остается неизменной!»

К удивлению и огорчению Антони, на следующее утро, когда он проснулся, бушевал сирокко[90]. Верхняя часть острова была окутана огромными смерчеобразными тучами, вскоре сгустившимися в сплошную дождевую завесу. Мокрый двор был усеян опавшими апельсинами и лимонами, ранние розы были сорваны жестокими порывами ветра, а оливковые деревья буйно раскачивались, так что зеленый глянец их мокрой листвы превращался в тусклое серебро. Шероховатые листья высокой пальмы разметались во все стороны, как волосы обезумевшей женщины. Сквозь просветы в тумане Тони на мгновение увидел пенистые гребни взбаламученного моря. Когда вошла служанка прибрать комнату, он уныло спустился в большую гостиную, довольно душную и напоминавшую склад разрозненных стульев у какого-нибудь старьевщика. На длинном столе лежало множество разноязычных старых журналов, по-видимому, оставленных постояльцами гостиницы, и Тони пытался было извлечь хоть некоторое развлечение из этой засохшей шелухи, когда в комнату вошла девушка, которую он видел накануне. Антони встал, чтобы пожелать ей доброго утра, и, использовав сирокко в качестве темы для начала разговора, почти тотчас же оказался беседующим с ней, словно они были старыми друзьями. Быть может, ее сходство с Эвелин способствовало этому чувству близости, но ему понравилось, что она как будто немедленно поняла и разделила его взгляды лучше, чем кто-либо из его знакомых в Англии. Она, по-видимому, считала вполне естественным, что юноша путешествует без всякой определенной, практической цели, просто чтобы поглядеть на природу и людей. Было таким огромным облегчением, что не надо быть все время начеку, не надо придумывать никаких вымученных оправданий для своих поступков или лицемерно соглашаться — ради мира и спокойствия — с тем, что, ах, мол, как жаль, что в Италии мало играют в гольф и теннис.

Он узнал, что она австриячка и что ее зовут Катарина, сокращенно — Ката. Он сказал:

— А меня зовут Антони, или Тони. Я англичанин.

Она ответила, улыбнувшись:

— Я уже об этом догадалась.

— Каким образом? По моему итальянскому произношению?

— Нет. Вчера, когда наши взгляды встретились, вы покраснели и отвернулись. Если бы вы были уроженцем материка, вы продолжали бы смотреть на меня, пока я не осадила бы вас.

— Должно быть, мы довольно наивны и неловки, — начал Тони.

— Вовсе нет! — с живостью прервала она. — Если бы вы только знали, как надоедает обезьянье кривляние этих итальянцев! Одна из приятных черт англичан — что они уважают женщин.

— Хотелось бы, чтобы это было действительно так, — ответил он задумчиво, — но я боюсь, что это только внешний лоск. В глубине души большинство англичан презирает и не любит женщин — даже в их вежливости чувствуется презрение.

— А вы тоже такой?

— Нет. Я… — Тони остановился, боясь сказать слишком много и показаться хвастуном. — Где вы научились в таком совершенстве английскому языку?

— У меня тетя англичанка, и я дважды у нее гостила. Как я люблю Англию! Не только Лондон, но ваши загородные дома и старые деревья — всю эту основательность и комфорт!

— Да, такова Англия, которую мы любим показывать иностранцам. Но это только парадный фасад. Один настоящий удар — и все рухнет.

— Ах, зачем вы так говорите? Это верно по отношению к такому… как бы сказать… такому анахронизму, как Австрийская империя. Но не в отношении Англии. Ведь Англия — столп мира.

Тони отрицательно покачал головой.

— Это слишком долгий разговор, когда-нибудь я объясню вам.

Поток ярких солнечных лучей внезапно ворвался в комнату через стеклянную дверь.

— Посмотрите! — воскликнула Катарина. — Туман рассеивается. Не пойти ли нам погулять? Я знаю чудную дорожку до конца острова.